Буря на Эльбе. Мириам Георг
в Британии, в отличие от Германской империи, есть множество писательниц, социально-критические книги которых могут скрасить ее долгие туманные вечера. А вот Генри английский давался нелегко. Он научился сносно разговаривать, но его знаний было недостаточно, чтобы получить медицинскую степень – что стало одной из причин, почему в последнее время он был как никогда вспыльчив и нетерпелив.
– Я попрошу Мэри найти для тебя «Короля Лира».
Генри улыбнулся, и в глазах у него промелькнула надежда. Лили практически слышала его мысли: неужто в кои-то веки у них состоится непринужденная беседа за обеденным столом, как у мужа с женой? Без ссор и угнетающего молчания?
– Благодарю. Однако ей придется непросто, ведь эту пьесу написал Шекспир, – приторно-сладко ответила Лили. Потом отодвинула стул и добавила: – Я утомилась. Прошу меня извинить.
Генри уставился на Лили во все глаза. Лицо его отразило мимолетное удивление, а затем потемнело от гнева. Он сжал губы и судорожно скомкал салфетку.
Лили не боялась: на трезвую голову Генри никогда не поднимал на ее руку. Когда он не ответил, Лили встала и, нарочито медленно обойдя его, покинула обеденный зал.
«Ты – чудовище, – подумала Лили, выйдя за дверь и прислонившись к ней спиной. – Ты, Лили Карстен, – настоящее чудовище».
Она покачала головой, заметив, что все еще думает о себе как о Карстен. Она так и не смогла привыкнуть к тому, что стала госпожой фон Каппельн. Только то, что Ханна тоже носит эту фамилию, немного примиряло Лили с навязанным ей браком.
Она проворно взбежала по обитой бархатом лестнице и толкнула дверь в детскую. Ханна по обыкновению спала на спине, вытянув руки и ноги. Несмотря на то что стояла прохладная английская зимняя ночь, скомканное одеяло валялось в изножье кровати. Лили тихо подошла к спящей дочери.
«Если бы твой отец мог тебя видеть… – Эта мысль приходила ей в голову по меньшей мере пять раз в день. Несмотря на то, что прошло более трех лет. – Он бы так тобой гордился».
Лили осторожно развязал узелок на ночном колпаке, который няня всегда слишком туго завязывала на подбородке Ханны.
– Ей будет трудно дышать, – каждый вечер возражала Лили, но Конни настаивала на том, чтобы колпак был затянут потуже.
– Если завязать слабо, то волосы выбьются из-под колпака и запутаются.
Это превратилось в своего рода игру: по ночам Лили прокрадывалась к дочери и развязывала ее колпак. Наутро волосы Ханны торчали во все стороны, но, по мнению Лили, маленькой девочке аккуратные волосы не нужны. Что ей нужно, так это хороший сон.
Отчасти причина такого бунта крылась в том, что у всех в доме было больше права голоса над Ханной, чем у собственной матери. Няня и гувернантка подчинялись указаниям Генри, поскольку это он их нанял. Лили с самого начала знала, что в браке у нее не будет никаких прав и тем более – права что-либо решать. Однако она только со временем поняла, что это означает для нее как для матери. Ханна – дитя, которое Лили носила во чреве девять месяцев, а потом