Марабу и другие позвоночные. Николай Смодов
отгонял назойливых насекомых. Улыбающийся Марабу едва на себя походил – так визажисты из морга приукрасили его: сделали покойника и круглолицым, и высоколобым, и даже, кажется, немного нос укоротили.
Лица у немногочисленных провожатых были, как и положено, с печатью скорби. Говорили о том, каким покойный был крепким и вдумчивым производственником, непосредственным, с большим чувством юмора человеком, хорошим мужем и отцом, как яростно боролся за каждую копейку объединения… Кто-то заикнулся, что не мешало бы усопшему поставить памятник в центре города. Один человек, который очень не любил Марабу, но в силу служебного положения обязан был присутствовать на похоронах, представил этот памятник. Это была пятиметровая скульптура большеголового и длинноносого Марабу с двухметровой мухобойкой в руке, занесённой для удара по огромной, отлитой из бронзы мухе, установленной у подножья гранитного постамента. На нём аршинными золотыми буквами написано: Мухобой Л. К. Мудилов. Ему так стало смешно, что едва не рассмеялся.
Пришло время прощаться с покойным. Жена Марабу поцеловала мужа в лоб и скромно отошла в сторонку. Дочка не подошла. Она смотрела на мухобойку с ползающими по ней мухами и загадочно улыбалась.
Заиграла похоронная музыка. Богатый гроб – кажется, из канадского ясеня – закрыли и опустили в могилу. Стали бросать горстями землю. Пока яму засыпали, жена Марабу, глядя на роящихся над могилой мух, подумала: «Там ему будет хорошо. Там этих паразиток – видимо-невидимо. Будет бить, сколько душа пожелает…»
Наивная! На том свете её покойный муж не будет убивать мух своей мухобойкой, и унижать людей не будет, и шутить злые шутки над ними тоже не будет. Боженька не позволит!
Загадка
В последние полгода Николаева мучила одна загадка. На первый взгляд, это был чепуховый, не заслуживающий внимания серьёзного человека вопрос. Его и загадкой язык не поворачивался назвать, тем более тайной. Так, ерунда какая-то, да и только. Другой не обратил бы на это никакого внимания, а вот Николаева почему-то заинтересовало.
Загадка была такая. Почему утром его сослуживец Пятых садится в служебный автобус всегда вместе с ним, в одном и том же месте – возле магазина «Светлана», а после обеда – где придётся, голосуя автобус? А иногда и вовсе приходит на работу пешком, опаздывая минут на сорок и больше, а изредка вообще не появляется на рабочем месте.
Мест, где Пятых останавливал автобус, Николаев насчитал штук пятнадцать. Почему Пятых так делает? Что им движет после обеда? Николаеву было совершенно не понятно. Маршрут служебного пазика пролегал так, что можно было садиться где угодно: дорога огибала район, где они с Пятых жили недалеко друг от друга, и расстояние от их домов до дороги было почти одинаковым в любую сторону. От того места, где утром садились в автобус, расстояние было немного короче, поэтому они там и садились. А вот после обеда их пути почему-то расходились.
С одной стороны, кому какое собачье дело, где после