Дочка папы Карло. Кира Страйк
примерившись, за несколько минут обстругала из кривой чурки вполне приличную заготовку, например, для ножки под табурет. – Ну вот, простенько и со вкусом.
Окуляры столяра вместе с усами медленно поползли вверх. Пришлось заново пересказывать историю, рассказанную для маман. Экзамен был сдан – консенсус практически достигнут. Господин Савицкий выразил свои восхищения по поводу моих навыков Римме Ефремовне и мне было официально дозволено в свободное от занятий время упражняться в классе для трудовых занятий.
Как всякий учитель, к предмету которого воспитанник проявил искренний интерес, Николай Степанович быстро проникся ко мне симпатией и участием к самой затее. Его личный инструмент, конечно, не являлся пределом совершенства, поэтому, работа продвигалась ещё медленней, чем дома.
– Ничего-ничего, – утешала себя, пока высунув язык корпела над многослойной заготовкой, – Раз в это время сей шедевр смогли выточить, значит и я сумею. Тем более, что мотивации у меня для этого – хоть отбавляй.
Опять же, эту работу я уже один раз выполняла.
В общем, как говорят в сказках – долго ли, коротко ли – а момент, когда фрагмент был готов, водворён на место, рама залакирована и, наконец, хорошо просохла – всё-таки наступил. Само зеркало, для удобства вынутое из рамы, временно перенесли в класс. Всё было готово к эксперименту.
– Давайте понадёжнее установим его у стены, чтобы не дай бог не разбилось, и осмотрим, как это выглядит со стороны. – предложила я.
Присутствие пепиньерки и учителя меня не смущало – мысленно я вообще уже была дома. Сердце колотилось гле-то в горле, пока уже на сотый, наверное, раз заново восстанавливала в памяти всё, что сделала тогда – в мастерской.
Подошла к зеркалу, закрыла глаза и, затаив дыхание, огладила раму в месте вставленного фрагмента…
Ничего не произошло.
– А глаза-то я зачем закры-ла?! – отругала себя, вспоминая, как в зеркале проявлялся коридор института.
Уставилась в зеркальную гладь и снова протянула руку к нужному участку, отмечая, что пальцы практически не замечают места стыков.
И снова ничего не происходило. Всё тот же класс, восхищённый преподаватель рядом, улыбающаяся пепиньерка – никакого головокружения и помутнения картинки.
Сдавливая грудь, из самых глубин удушливо поднимались паника и отчаяние. Я не понимала, почему портал не сработал. Почти готовая разрыдаться, снова и снова осматривала раму, каждый миллиметр трясущиеся руки медленно ощупывали дерево – всё было в порядке. Но ничего не происходило!
– Чем вы так огорчены?! – заметив моё состояние, обеспокоенно спросил Николай Степанович, – Мне кажется, всё получилось просто изумительно!
– Вам нехорошо, мадемуазель?! – тоже засуетилась наблюдательница.
– Нет, всё в порядке. – я поняла, что мне просто необходимо сейчас отсюда уйти, иначе точно разревусь.
Выговорив что-то невнятное про неважное