Единственные. Далия Трускиновская
она не знала, что у Бориса Петровича есть невеста?
– Не знала – так узнает!
Типографские нравы были просты и незатейливы. Там образовалось несколько пар, состоявших в романах, все это знали – и все молчали. Но если бы у замужней линотипистки кто-то вздумал увести мужа, да она бы пожаловалась подружкам, да привлекли бы к этому делу всех знакомых, – очень скоро у разлучницы начались бы крупные неприятности по служебной линии.
Лида напрочь отказывалась разговаривать, и Илона молча проводила ее до автобусной остановки. Потом подумала – и так же молча села с ней в автобус. Раз уж репетиция не состоялась, то можно и совершить доброе дело. До Савеловки, которую совсем недавно приписали к городу, было сорок минут езды. Все сорок минут Лида, отвернувшись, смотрела в окно, хотя ничего там в темноте не могла увидеть.
В конце концов Илоне стало страшно. Нельзя же так тупо молчать! Страх и острая жалость погнали ее искать телефон-автомат. Она позвонила домой и сказала, что останется ночевать у подруги. И тут такое началось!
Мать приказала немедленно ехать домой. Прозвучала давняя угроза – что случится, если Илона принесет в подоле. Случилось бы жуткое – ее бы с пресловутым подолом просто на порог не пустили. Мать даже блеснула интуицией – заподозрила, что у дочки в «Аншлаге» завелась любовь. И во весь рост встала проблема утраченной и невосстановимой девственности.
Материнская паника перепугала Илону – она поняла, что потеря девственности для матери сродни атомной войне и бомбардировке Хиросимы. Раньше мать так не вопила…
Вдруг Илоне стало смешно – мать что, действительно считает, что девственности можно лишиться только ночью и под одеялом? Она хотела задать этот невинный вопрос, но мать окончательно утратила чувство реальности.
– Мама, автобусы уже не ходят, а денег на такси у меня нет! – заявила Илона. Насчет автобусов – это была чистая правда, а деньги имелись – отложенные на новую сумку. Мать о них не знала – сумку Илона собралась легализовать кружным путем, как будто выменяла ее у Лиды на складной зонтик. Зонтик она сломала, и даже Рома, человек технически грамотный, не сумел его починить.
Рома вообще многое умел и даже обещал научить корректуру поднимать петли на колготках. Из-за одной дорожки выбрасывать новые колготки – это было безумное расточительство, а мастерская, где этот трюк проделывали, находилась не то чтобы на краю света, но по дороге к нему, за десять трамвайных остановок от редакции.
– Если ты там останешься, можешь вообще домой не возвращаться, – сказала мать.
Решив, что эту проблему пусть расхлебывает отец, Илона повесила трубку. Было неприятно и смешно: раньше мать никогда не казалась такой смешной. Раньше, впрочем, между ними было доверие. А теперь вдруг оказалось, что мать совершенно не доверяет Илоне. Ну и пусть думает, что ей угодно!
Лида, не раздеваясь и не разбирая постель, легла на узкий диванчик лицом к стене.