Ваша честь. Даниэль Брэйн
женщины было очень похоже на то, что носила Констанция-Алферова, только темное.
– Госпожа? – с удивлением позвала женщина, и я распознала в ее интонации сочувствие и интерес. Наверное, здесь было не принято задирать юбки один на один, а что творилось в кулуарах на ассамблеях – кто знает. – Бедная моя госпожа, это уже не поправить, но Все Святые свидетели, – она прикоснулась кончиками пальцев к своему лбу, – если будет на то их воля, вы станете королевой, не будет их воли, – она снова коснулась пальцами лба, – вернетесь домой.
Допрос свидетеля в судебном заседании… Все Святые, однако, неплохие свидетели, и жаль, что сейчас у меня не они. Вот у кого наиболее полная информация и абсолютное неумение лгать.
– Я не знаю, чего я хочу, – проговорила я и опустила наконец юбки. Женщина подошла ближе, поставила на стол графин с какой-то мутной жидкостью, на который я посмотрела с подозрением. – Мне жаль сестру. Она, наверное, знала, чего она хочет. Я – нет…
Женщина засмеялась. Невесело, из чего я сделала предварительный вывод, что она неплохо относилась к умершей. Или убитой?
– Графиня Анаис мечтала о любви, – все еще с улыбкой – доброй, как я отметила – сказала она. – Как и все молодые девушки в ее возрасте. У Всех Святых были другие планы, и по их воле, – опять пальцы ко лбу, надо этот жест запомнить, как и эту присказку, – она умерла.
И раз она мне это так охотно, без раздражения, говорила, возможно, у меня – у Йоланды – не было всей информации? Женщину не удивляли мои вопросы, пусть я и умела их правильно задавать, но не в такой же ситуации, когда я буквально шла наощупь по краю пропасти. Шаг в сторону…
– Ты знаешь как?
– Чахотка, милая госпожа. Она угасала, хворь иссушила ее, и – да не выдайте меня ее сиятельству – хвала Всем Святым, что она не дожила. Ее нежное сердце не выдержало бы того, что с мужеством приняли вы.
– Вот это? – я пошевелила ногой под юбками.
– Возможно, да. Ох, как она была красива! – воскликнула женщина. – Настоящий маленький ангел. Как же жаль – ох, не выдавайте меня ее сиятельству! – что вы никогда не виделись с ней. Ее сиятельство… – она подошла ближе, встала передо мной на колени и оправила мою верхнюю юбку. У женщины было уставшее бледное лицо со следами оспы и синие-синие глаза. – Ее сиятельство жестока. Если бы Все Святые были ко мне милосердны и сохранили бы всех моих малышей под своим крылом на этом свете, – пальцы-лоб, а она на удивление стойкая, так спокойно об этом говорить, – я никогда не делала бы различий, хром кто или кос… – Она погладила мое колено. – Молитесь, милая госпожа, молитва помогает, дайте обет Всем Святым, и они вернут вас с этого отбора.
Я смотрела на ее руку, все еще лежащую на моем колене, и не могла решить, что спросить. Отбор? Что за отбор, почему я? Или как ее для начала зовут?
– Какой обет?
– Трудный, – женщина поднялась. – Все Святые чтят трудные обеты.
Это замечательно, нахмурилась я. Но хотелось бы поменьше субъективности