Портрет Дориана Грея. Оскар Уайльд
вдруг заметил на себе чей-то взгляд. Я обернулся и впервые увидел Дориана Грея. Когда наши глаза встретились, я почувствовал, что бледнею. На меня нахлынуло странное ощущение ужаса. Я понял, что встретился лицом к лицу с человеком, чья личность настолько завораживает, что, если я поддамся, она поглотит меня целиком – мою природу, душу и даже искусство. А мне совершенно не нужно никакого внешнего воздействия на мою жизнь. Ты ведь знаешь, Гарри: я человек по характеру независимый. Я всегда сам себе хозяин; по крайней мере, так было, пока я не встретил Дориана Грея. И тогда… не знаю, как тебе это объяснить. Как будто мне был дан знак, что я на пороге ужасного жизненного кризиса. У меня возникло удивительное ощущение, будто судьба приготовила мне изысканные наслаждения и столь же изысканные страдания. Я испугался и повернулся, чтобы уйти. Причем совершенно машинально, из трусости. Не могу поставить себе в заслугу эту попытку сбежать.
– В сущности, сознание и трусость – это одно и то же, Бэзил. Сознание – торговая марка фирмы, не более.
– Не верю я этому, Гарри, и полагаю, что ты тоже не веришь. Но какие бы мотивы мной ни руководили – это могла бы быть и гордость, ибо когда-то я был большим гордецом, – я действительно стал пробиваться к двери. И там, конечно, наткнулся на леди Брэндон. «Неужели вы собираетесь удрать так рано, мистер Холлуорд?» – завопила она. Припоминаешь, какой у нее на редкость пронзительный голос?
– Да уж, она и впрямь похожа на павлина – во всем, кроме красоты, – ответил лорд Генри, кроша маргаритку своими длинными нервными пальцами.
– Мне не удалось от нее избавиться. Она подвела меня к высочайшим особам, к кавалерам всяческих орденов, к пожилым дамам в гигантских диадемах и с носами, как у попугаев. Представляла меня всем как дражайшего друга. Хотя до того мы встречались лишь однажды, но она вбила себе в голову, что я знаменитость. Одна из моих картин как будто пользовалась тогда большим успехом, по крайней мере о ней болтали в грошовых газетенках, а в девятнадцатом веке это уже заявка на бессмертие. Неожиданно я оказался лицом к лицу с молодым человеком, внешность которого так странно меня взволновала. Мы стояли совсем рядом, почти касаясь друг друга. Наши глаза снова встретились. И я поступил опрометчиво: попросил леди Брэндон меня представить. Хотя, возможно, опрометчивость тут ни при чем. Это было неизбежно. Мы разговорились бы и не будучи представленными. Нисколько в этом не сомневаюсь. И Дориан потом сказал мне то же самое. Он, как и я, почувствовал, что наша встреча была предопределена.
– И как леди Брэндон описала этого удивительного молодого человека? – спросил приятель художника. – Я знаю, что она любит давать быстрое précis[3] всем своим гостям. Помню, как она подвела меня к краснолицему старому джентльмену свирепого вида, с ног до головы увешанному орденами и лентами, и трагическим шепотом сообщила мне на ухо самые поразительные подробности его жизни, причем ее прекрасно слышали все, кто был в зале. Я сразу же ретировался. Предпочитаю сам судить о людях. Но леди Брэндон
Краткая характеристика