Поход на полночь. Александр Невский. Борис Александрович Алмазов
на нее, переломил древко, как соломину. Спасаясь от его рогов, отец перепрыгнул через поверженного лося, но тот, дрыгая оглоблинами ножищ с острыми раздвоенными копытами, поворачиваясь на спину, придавил его. Охотники кинулись к упавшему князю, выставив рогатины. Но второй раненный лось, низко наклонив голову к земле и неотвратимо наступая, мотал рогами и разметывал рогатины будто камышины. Охотники пятились перед совком лосиных рогов. Под всадниками забились кони. Александр, себя не помня, схватился за луку седла, и мотался на обезумевшем от страха меринке, как тряпка. Но Федор, будто кот с крыши, прыгнул к наступавшему лосю и оказался позади его рогов. Подступив к самому зверю, ближе двух шагов, вбил стрелу в лосиный глаз. Глаз вскипел под ушедшим по самое оперенье коротким болтом и лось, сразу обмякнув, повалился на бок…
Александр опомнился, когда гридень поймал за узду его коня и огладил. Подошел, прихрамывая, отец.
– Ну что?.. – сказал он, смеясь, – Аника воин, ты и тетивы не спустил ни разу…
Жаром стыда обдало Александра.
– Не горюй! – сказал отец, обнимая прижавшегося к нему Федора. – Тут лосей полон бор! И на твою долю хватит! В другой раз и ты стрельнешь…
И тут из кустов на просеку вылетел, точно его выбросили оттуда, заяц. От неожиданности он присел и, совсем ошалев, скакнул в сторону. Почему Александр выстрелил в зайца, он так себе всю жизнь объяснить и не мог! Да ведь не просто выстрелил, а попал! Заяц завертелся, пришитый стрелою не то к какой-то коряге, не то к земле, закричал как ребенок. Охотники загоготали, заскалились… сим смехом заглушая свою, чуть не стоившую князю жизни, нерасторопность.
– Вона как стрелил! Востер глазок! Молодца!
Острым ножом полоснул Александра по сердцу заячий, схожий с детским плачем, крик. А заяц все верещал, все бился, ничуть не слабея…
И князь, глянув своими стальными серыми глазами в самую душу сына, сгреб его с седла мощной своею рукой, поставил наземь и вложил в дрожащую ладонь княжича длинный охотничий кинжал: – Иди, добей.
На подламывающихся ногах, споткнувшись обо все коряги, что попались на пути, Александр подошел к зайцу. Зверек затих и только судорожно скреб задними ногами, из огромных глаз его катились настоящие, княжич обмер, настоящие слезы…
– Ну! – сказал неотступно следовавший за сыном спиной князь Ярослав. – Добей, не мучай его!
– Рукоятью бей по голове, – деловито подсказал Федор, – шкуру не порти.
Александр, зажмурившись, ударил….
– Какая у него шкура! – сказал отец, вытаскивая стрелу из пня, – Дрянь линялая…
Он снял зайца со стрелы и зашвырнул его в кусты.
– Ни что, сынок, – сказал он с неожиданной грустью в голосе, – обвыкнешь. Притерпишься. Поспешайте, робяты, – поторопил он гридней, – вон уж солнце как пригревает, счас мухота налетит! Потрошите скорей. А то наширяет мухота в мясо опарышей, опосля и не промыть будет…
Но гридни и без княжеского понукания торопились.