Сочинские рассказы. Юлия Волкодав
А вечером снова танцы, клубы, зажигаем.
Когда Алекс перечислил возможные развлечения и поинтересовался, куда я хочу попасть в первую очередь, я твёрдо сказала: «В музей Островского». Самый логичный выбор, правда?
Вот и Алексу так показалось. Однако в музей мы всё-таки поехали. Почти час по пробкам, чтобы выбраться из усиленно строящегося к Олимпиаде Адлера. Ещё минут тридцать страха, пока маршрутное такси несётся по Курортному проспекту. На пятый раз привыкаешь, и вцепившиеся в сиденья бледно-зелёные отдыхающие начинают веселить. Потом снова пробка на въезде в Сочи. Сейчас дорога занимает куда меньше времени и дарит куда больше приятных ощущений, потому что достроили объездные маршруты, а тогда каждый вояж в Сочи становился настоящим испытанием.
Особо странно терпеть эти испытания было ради Николая Островского. Да-да, речь шла именно о Николае Островском, а не его предшественнике-однофамильце, подарившем нам «луч света в тёмном царстве».
В маршрутке я тщетно пыталась объяснить Алексу свой необычный интерес:
– Ну просто Павка Корчагин – мой детский герой! И книжка у меня была, синяя такая, с иллюстрациями. Там Павка Корчагин на лавочке возле моря сидит, под пальмой. Это Сочи! То есть в книге не Сочи, но писал Островский в Сочи, я в Интернете читала. Он здесь лечился на Мацесте. А потом жил последние годы. И здесь писал «Как закалялась сталь».
Пассажиры маршрутки странно на меня поглядывали, но я уже привыкла. Утром на общей кухне, когда я готовила плов, так же странно на меня посмотрела Анечка, дочка нашей соседки Ольги, пришедшая помыть посуду. Обычно мы здоровались, но на сей раз Анечка только покосилась на меня и молча встала к раковине. Как выяснилось, Анечке на лето задали «Как закалялась сталь», но она и не думала к ней притрагиваться. А Ольга, узнав, что мы собираемся в музей Островского, прочитала Ане лекцию на тему любви к литературе. И теперь Аня подозревала, что с таким сумасшедшим человеком, как я, лучше не здороваться. Вдруг это заразно?
– Я не знал, что ты за коммунистов, – осторожно заметил Алекс. – Ты не говорила.
– Почему за коммунистов? – оторопела я. – Я вообще ни за кого. Мне просто герой нравился! Он такой смелый, такой правильный, такой…
Хотела добавить, что несчастный – на той приснопамятной иллюстрации он ещё и с палочкой был, – но догадалась заткнуться. Уж больно странное было выражение лица у Алекса.
Помимо музея, в Сочи есть ещё и памятник Островскому. С него-то мы и начали. Островский на постаменте стремился в светлое будущее: волосы назад, нога занесена в то самое будущее, которое так и не наступит, полы плаща развеваются. Очень красивым был Островский в виде памятника, чем-то на Суворова похож, на ещё одного героя моего странного детства.
Рядом с памятником на скейтах летали местные неформалы. Строители светлого будущего, идейные наследники Павки Корчагина. Плитку украшали непонятные граффити, валялись стаканчики из-под кофе с символикой американской бургерной, оплотом загнивающего капитализма.
Но