Слияние лун. Анна Поршнева
помните, что я запретил ей сообщать, что этот – тут, пожалуй, в мыслях мужчины проскочило презрение, – сбежал из темницы?
– О, да, владыка!
– Конечно же, он сразу бросится ее разыскивать. Тут-то мы его и цоп, – ладони мужчины быстро сомкнулись, и раздалось клацанье встретившихся ногтей.
Девы молча кивнули. Ни сострадания, ни предвкушения погони, ни даже равнодушия – ничего не отразилось на их гладких лбах и в их ровных улыбках.
– Пожалуй, настало время для персиков бессмертия, – заметил владыка и протянул руку к ярко-желтому плоду. Раздалось громкое чавканье, и Хэм проснулся, как привык он просыпаться каждый день в полшестого утра.
Пусть расцветает множество цветов
Мадам Петухова со вздохом вылезла под дождь. В одной руке она держала сумку, в другой зонт, и как-то еще надо было взять с заднего сидения свежекупленный горшок с роскошным хлорофитумом.
Моя героиня (пора-пора уже мадам Петуховой выйти на первый план и стать уже не каким-то там второстепенным персонажем, а настоящей героиней) любила зеленые растения и исключительно их выращивала дома. Была там и драцена, и фикус Бенджамина, и бамбуковая пальма, и кипарисовик, и диффенбахия, и конечно же, вездесущее алоэ. Все это богатство переселилось вместе с ней на квартиру мужа и неизменно пополнялось новыми горшками и кашпо.
Не было только среди этой зелени ни одного цветущего растения, ибо, обладая тонким вкусом и будучи несколько снобкой, мадам Петухова считала розы, азалии, бегонии и – особенно! – герани принадлежностью пошлого декора, который нравится только недалеким людям. Сразу скажем, что она была не права. Ведь цветы своей яркостью, свежестью и ароматом призваны напоминать нам о весне и обновлении природы и будить в наших сердцах надежду на свет и счастье.
В общем, мадам Петухова, вполне приятная женщина, несмотря на свои заблуждения, кое-как дотащила хлорофитум и сумку (тоже, между прочим, не пустую) до квартиры и только принялась доставать ключ из глубокого внутреннего кармана своей куртки, как дверь распахнулась и явила донельзя удивленную физиономию бывшего подводника.
– Мать! – сказал он с непередаваемым выражением, – там все цветет.
– Что цветет? – вручив ему хлорофитум, вопросила мадам Петухова. Но тут же замолчала, потому что ответ сам бросился ей в глаза. На тонком, совершенно неприспособленном для этого стебле хлорофитума стремительно набухал розовеющий, краснеющий, пунцовеющий на глазах бутон. Набухнув, наглый бутон немедленно раскрылся, явив миру роскошный благоухающий… пион?
– Пион, – подтвердил бывший подводник. – Везде пионы. И на драцене, и на бамбуковой пальме, и на кипарисовике, и на фикусе, и даже на этой, как ее, диффенбахии. Ты во что опять впуталась, мать?
Цветы и бабочки
Мадам Петухова решительно не понимала, во что она впуталась. Даже более того, склонная она была подозревать, что ее бравый муж, которого,