.
обернулся и сказал:
– Через час Галвин перенесет тебя. Будь к этому времени готова.
– Моран, подожди! – воскликнула я и поднялась на ноги, – вы говорили, что эльф становится видимым для тех, с кем скреплен печатью. Значит, ее можно как-то обнаружить, верно?
– Это так, – сухо ответил Хранитель.
– Так почему бы не проверить меня? – сказала я, подходя ближе к нему, – что для этого требуется? Оголить предплечье, вытянуть руки, закрыть глаза? Проверь меня, даже если это будет больно! Проверь, и ты увидишь, что никакой печати эльфа на мне нет!
Я стояла почти вплотную к Морану, глядя на него с надеждой и странным волнением, готовая к тому, что он положит руку на мой лоб, сотворит какое-нибудь заклинание, или сделает еще что-то подобное. Но Хранитель не шевелился. Он отстранился и спокойно произнес:
– Я уже проверял тебя. В первый же день твоего появления здесь. Печати эльфа на тебе нет.
Я почувствовала внезапное облегчение, словно скинула с плеч тяжелую ношу. Улыбнулась и радостно воскликнула:
– Разве это не доказывает, что я невиновна?
Моран в ответ не улыбнулся. Он пристально изучал меня с хмурым видом.
– Нет, – сухо вымолвил он, наконец, и вышел, хлопнув дверью.
Я непонимающе уставилась на нее. Улыбка сползла с моего лица. Внезапная радость и облегчение тут же исчезли, не оставив и следа. Злость, обида и что-то еще неясное захлестнули меня.
Через минуту пришел Галвин. Не мешкая, он начертил знаки перемещения, прокричал заклинание, и мы перенеслись в Цитадель.
Я огляделась по сторонам. Стояла глубокая ночь, кругом ни души. Мы сделали пару шагов, как перед нами появились Хранитель и Пролан, окруженные яркой вспышкой света. Оба тяжело дышали, у Пролана из уха текла кровь. Он повернулся и бросился на меня, хватая за шею.
– Ты, мерзкая тварь! – кричал он и сдавил сильнее мое горло, – это ты, ты все устроила, ты их подозвала!!!
Я захрипела и замолотила руками его по спине и голове, но он лишь сильнее сжал меня и выкрикивал ругательства. В глазах потемнело.
«Вот и смерть моя», – успела подумать я.
Послышались звуки борьбы, все вокруг озарила яркая вспышка красного света и отбросила Пролана в сторону.
– Пролан, ты нарушаешь приказ короля, – холодно произнес Моран, – ее запрещено трогать до того, как мы не выясним всю правду.
Пролан уже поднялся на ноги, и крикнул, гневно глядя на Хранителя:
– Я вершу правосудие! Эта тварь чуть не убила нас, она в сговоре с грязными эльфами. Лучше уйди с дороги, Моран, и дай мне закончить начатое.
– Это не правосудие, Пролан, – спокойно произнес Хранитель, – это самосуд. Ты нарушаешь приказ короля, и ты знаешь, что бывает с теми, кто решился пойти против его воли.
Пролан с отвращением посмотрел на меня, затем перевел взгляд на Хранителя и расхохотался:
– Да ты защищаешь ее, Моран! Она что, твоя девка? Для этого ты держишь ее в Цитадели? – он не прекращал смеяться, – что за жалкое зрелище! А этот сопляк, – он указал пальцем на Галвина, –