Дом, где тебя ждут. Ирина Богданова
черту пространства и времени. В их распоряжении была только одна ночь, а на следующий день месье Тюран подписал контракт с заводом и они спешно выехали из гостиницы, чтобы успеть на трехчасовой поезд.
Всю дорогу до Парижа Таня просидела у окна, перебирая в уме каждую секунду встречи с Юрой. Она чувствовала себя разрубленной напополам, больной и несчастной. От невозможности соединить их жизни хотелось открыть окно и побежать назад с надеждой, что телесная боль пересилит душевную. Глядя на свои руки, она думала, что совсем недавно их касались Юрины пальцы, а по губам скользили его губы.
Перед тем как расстаться, она встала перед ним на колени. Юра сидел в кресле и смотрел на нее полными любви и слез глазами.
– Юра, умоляю, ты должен выехать из России. Мы что-нибудь придумаем, будем искать выход. А здесь ты погибнешь. Мы должны быть вместе.
Он опустился на пол рядом с ней и легонько привлек ее к себе:
– Мы оба знаем, что это невозможно.
– Но почему? – Таня сплела его пальцы со своими пальцами. – Мы же с мамой убежали. Знаешь, когда меня на судне прятали в железном ящике с углем, то я держала в руке твой ключ, чтобы избавиться от страха.
– Пусть ключ будет у тебя, чтобы ты смогла вернуться, – повторил он фразу, сказанную семь лет назад при расставании. Она прозвучала как ответ на просьбу о бегстве, и Таня заплакала горько и безнадежно.
Когда Юра уходил, она стояла, прижав руки к горлу, словно пытаясь задавить рвущийся наружу крик простой русской бабы, провожающий на смерть своего ладушку.
Париж, 1931 год
Первые цветы появлялись в Париже в начале марта, едва земля начинала прогреваться после зимней мозглости. Первыми пробивали себе дорогу нежные крокусы с лепестками, похожими на костяной фарфор, за ними на клумбах зацветали примулы, нарциссы и фрезии, а к середине апреля город уже тонул в цветочном половодье. Казалось, что парижанки пережили зиму исключительно ради того, чтобы весной купить себе скромный букетик фиалок или высадить в цветочный горшок композицию из анютиных глазок.
– Мадам, купите цветы, – приставали к прохожим девочки-разносчицы.
Продавцы постарше пытались взять лестью:
– Мадам, без этого тюльпана ваше платье не будет совершенно.
Стряхивая с себя зимнее оцепенение, Париж бурлил и благоухал.
Пятнадцатого апреля, когда на площади Пигаль зацвели каштаны, Таня родила здоровую девочку весом в три килограмма.
Было раннее утро, и лучи солнца просачивались сквозь ставни на желтое больничное покрывало, медленно подползая к ребенку, которого только что принесла акушерка.
– Чудесный ребенок, мадам! Ваш муж будет очень счастлив!
У Вареньки были Юрины серые глаза и темный пушок на головенке, который густотой обещал превратиться в Танины кудри.
Услышав детский крик и возглас: «Девочка!», Фелицата Андреевна, всю ночь просидевшая около палаты, встала и перекрестилась:
– Господи Милосердный, слава Тебе!
Из кармана выпала книжица, в которую она вчера