Двадцать лет спустя. Александр Дюма
де Гемене.
– Но я вам советовал искать среди прежних, а не среди нынешних друзей.
– Прежних? – повторила королева.
– Да, например, среди тех, которые помогали вам бороться с Ришелье и даже побеждать его…
«На что он намекает?» – подумала королева, с опаской поглядывая на кардинала.
– Да, – продолжал он, – при некоторых обстоятельствах, с помощью друзей вы умели, пользуясь тонким и сильным умом, присущим вашему величеству, отражать нападения этого противника.
– Я?! – воскликнула королева. – Я терпела, и только.
– Да, – сказал кардинал, – терпели, подготовляя месть, как истинная женщина. Но перейдем к делу. Помните вы Рошфора?
– Рошфор не был в числе моих друзей: напротив, он мой заядлый враг, верный слуга кардинала. Я думала, что это вам известно.
– Настолько хорошо известно, – ответил Мазарини, – что мы приказали засадить его в Бастилию.
– Он вышел оттуда? – спросила королева.
– Будьте покойны, он и теперь там; я заговорил о нем только для того, чтобы перейти к другому. Знаете ли вы д’Артаньяна? – спросил Мазарини, глядя на королеву в упор.
Удар пришелся в самое сердце.
– Неужели гасконец проболтался? – прошептала Анна Австрийская. Потом прибавила громко: – Д’Артаньян? Подождите, да, в самом деле, это имя мне знакомо. Д’Артаньян, мушкетер, который любил одну из моих камеристок? Ее, бедняжку, потом отравили.
– Только и всего? – сказал Мазарини.
Королева удивленно посмотрела на кардинала:
– Но, кардинал, кажется, вы подвергаете меня допросу?
– Во всяком случае, – сказал Мазарини со своей вечной улыбкой, все тем же сладким тоном, – в вашей воле ответить мне или нет.
– Изложите свои пожелания ясно, и я отвечу на них так же, – начала терять терпение королева.
– Ваше величество, – сказал Мазарини, кланяясь, – я желаю, чтобы вы поделились со мной вашими друзьями, как я поделился с вами теми немногими знаниями и способностями, которыми небо наградило меня. Положение осложняется, и надо действовать решительно.
– Опять! – сказала королева. – Я думала, что мы с этим покончили, отделавшись от Бофора.
– Да, вы смотрели только на поток, который грозил смыть все на пути, и не оглянулись на стоячую воду. А между тем есть французская поговорка о тихом омуте.
– Дальше, – сказала королева.
– Я каждый день терплю оскорбления от ваших принцев и титулованных лакеев, от всяких марионеток, которые не видят, что в моей руке все нити к ним, и не догадываются, что за моим терпеливым спокойствием таится гнев человека, который поклялся в один прекрасный день одолеть их. Правда, мы арестовали Бофора, но из них всех он был наименее опасен. Ведь остается еще принц Конде…
– Победитель при Рокруа! Арестовать его?
– Да, ваше величество, я частенько об этом думаю, но, как говорим мы, итальянцы, pazienz.[4] А кроме Конде придется взять герцога Орлеанского.
– Что вы такое говорите? Первого принца крови,
Терпение