Двадцать лет спустя. Александр Дюма
покойный кардинал Ришелье щедро раздавал направо и налево, но ему не суждено управлять страной ни по праву сильного, ни по праву человека великого, ни даже по праву человека, пользующегося всеобщим уважением. Кроме того, по-видимому, у этого министра нет ни благородного сердца, ни благородных манер, это какой-то комедиант, Пульчинелло, Панталоне. Вы его знаете? Я совсем не знаю.
– Гм, – ответил д’Артаньян, – в том, что вы говорите, есть доля правды.
– Мне очень лестно, что благодаря природной проницательности мне удалось сойтись во взглядах с вами – человеком, живущим при дворе.
– Но вы говорили мне о его личности, а не о его партии, не о его друзьях.
– Это правда. За него стоит королева.
– А это, мне кажется, уже кое-чего стоит.
– Но король не за него.
– Ребенок!
– Ребенок, который через четыре года будет совершеннолетним.
– Дело в настоящем.
– Да, но настоящее не будущее; да и в настоящем он не имеет на своей стороне ни парламента, ни народа, то есть – денег; ни дворянства, ни знати, то есть – шпаги.
Д’Артаньян почесал за ухом. Он должен был сознаться, что это не только глубокая, но и верная мысль.
– Вот видите, дружище, я еще не потерял своей обычной проницательности. Может быть, я напрасно говорю с вами так откровенно: мне кажется, вы склоняетесь на сторону Мазарини.
– Я? – вскричал д’Артаньян. – Ничуть!
– Вы говорили о поручении.
– Разве я говорил о поручении? В таком случае я плохо выразился. Нет, я всегда думал то же, что вы. Дела запутались; не бросить ли нам перо по ветру и не пойти ли в ту сторону, куда ветер понесет его? Вернемся к прежней жизни приключений. Нас было четыре смелых рыцаря, четыре связанных дружбой сердца, соединим снова не сердца, – потому что сердца наши всегда оставались неразлучными, – но нашу судьбу и мужество. Представляется случай приобрести нечто получше алмаза.
– Вы правы, д’Артаньян, совершенно правы, – ответил Арамис, – и доказательство я вижу в том, что у меня самого была та же мысль. Только мне она была подсказана другими, так как я не обладаю вашим живым и неистощимым воображением: в наше время все нуждаются в посредниках. Мне было сделано предложение: кое-что из наших былых подвигов стало известно, и затем, скажу вам откровенно, я проболтался коадъютору.
– Господину де Гонди, врагу кардинала? – вскричал д’Артаньян.
– Нет, другу короля, – ответил Арамис, – другу короля, понимаете? Так вот, требуется послужить королю, а это – долг каждого дворянина.
– Но ведь король заодно с Мазарини, мой дорогой.
– На деле – так, но против воли; поступками, но не сердцем. В этом и состоит западня, которую враги короля готовят бедному ребенку.
– Вот как! Но вы предлагаете мне просто-напросто междоусобную войну, милый Арамис!
– Войну за короля.
– Но король встанет во главе той армии, где будет Мазарини.
– А сердце его останется в армии, которой будет командовать господин