Один я здесь…. Даниил Корнаков
тулупа ухудшало положение. Один лишь свитер из овечьей шерсти – не самый лучший гардероб для прогулок по зимнему лесу, а другой теплой одежды у него не было. Решение все же нашлось, когда взгляд его упал на одну из шкурок куницы, лежащих на полу среди прочего беспорядка. Он взял несколько, которые успел содрать с тушек за последние дни, и просунул их под свитер. Чтобы те не спадали в движении, закрепил их бечёвкой, которую прочно завязал вокруг пояса, сделав некое подобие ремня. Таким нехитрым образом самодельное утепление было готово уже спустя десять минут.
Последнее, что оставалось сделать Сергею, прежде чем отправиться на поиски немца, – дать его след псу. Для этой задачи он подобрал в погребе окровавленные путы, лежащие возле столба. Веревка с момента пребывания здесь немца успела пропитаться его запахом, и поэтому, как только Борька уткнул мокрый нос в нее, он тут же возбужденно залаял, пытаясь как можно скорее сорваться с места. Сергей не стал задерживать пса. Надев снегоступы, он дал Борьке команду и последовал за ним.
Солнце находилось в зените, что означало совсем скорое наступление темноты, в которой Ганса найти будет намного сложнее. Нужно было спешить.
Когда Борька побежал на север, Сергей сразу же понял, что пленник выбрал худший путь из возможных. Он шел туда, где на много верст окромя леса и заснеженных полей не было ничего. Вот если бы он взял чуть левее, на северо-запад, то через пару деньков пешего пути достиг бы финской границы. Если бы дошел, разумеется…
Далеко он вряд ли забрел, с его-то ногой…
Сергей тяжело закашлялся. Пришлось остановиться и простоять какое-то время, прежде чем режущая боль в горле самую малость ослабла, но не ушла окончательно.
Борька залаял, будто подначивая хозяина поспешить. Как раз в эту секунду с неба посыпался настолько пушистый снег, что закрывал большую часть обзора впереди.
Он поспешил за Борькой, попутно пытаясь отвлечься от боли, но горло точно стругали рубанком, превращая все внутри в мелкие стружки. Одна из таких, в виде окровавленного кусочка плоти, как раз вылетела из его рта, но он ее не заметил.
Или предпочел не замечать.
16
Вот бы сейчас превратиться в птицу, мечтал Клаус. Взлететь, оторваться от этого клятого снега, проникшего уже во все щели тулупа, и с огромной высоты посмотреть, куда черти меня занесли…
Из последних сил он ковылял по сугробам. Каждый шаг давался ему с неимоверным трудом. Особенно это ощущалось, когда нужно было опираться на жердь, чтобы перевалить раненую ногу вперед. В какой-то миг голова перестала соображать и сделалась словно чугунной. Казалось, он блуждает в сновидении, но только не в одном из тех прекрасных, где парит среди облаков, так часто снившихся ему. Этот сон, если он был таковым, разрывал его отчаянием. Отчаянием, где у пути, по которому он шел, не было ни конца, ни края. И он будет идти так до тех пор, пока не упадет.
Что и произошло спустя пару метров.
Он оперся двумя руками о жердь, чтобы перевести дух, и та вдруг