Доминион. Кристофер Джон Сэнсом
ли Стивенсон, подобно Рузвельту, соблазну неумелого вмешательства в дела Европы?» Нервничают, с удовлетворением подумал Дэвид. Все у них пошло наперекосяк. В следующей статье муссировался вопрос о том, что назначенная на следующий год коронация Елизаветы может быть совмещена с празднованием двадцатилетия прихода герра Гитлера к власти в Германии: там замышлялись грандиозные торжества, превосходившие по размаху даже итальянские празднества в честь тридцати лет правления Муссолини.
Дэвид вышел в Вестминстере и свернул на Уайтхолл. День выдался студеный, неприятный. Редкие прохожие кутались в свои драповые пальто. По наблюдению Дэвида, люди за минувшие десять лет стали одеваться хуже и выглядели более одинокими. На доске объявлений висела сохранившаяся с прошлогоднего Имперского фестиваля в Гринвиче афиша, грязная от сажи: молодая пара на фоне гор помогает малышу кормить теленка. «Новая, обеспеченная жизнь в Африке».
Здание Министерства доминионов располагалось на углу Даунинг-стрит. У дома номер десять стоял на посту полицейский. Куча венков у расположенного поблизости Кенотафа приобрела унылый и неряшливый вид. Он поднялся на крыльцо. Фриз над дверью изображал империю во всем ее разнообразии: африканцы с копьями, индийцы в тюрбанах, полный комплект викторианских государственных мужей – все черные от лондонской копоти. Обширный вестибюль был пуст. Сайкс, вахтер, кивнул Дэвиду. Несмотря на возраст, он обладал острым глазом.
– День добрый, мистер Фицджеральд. Снова рабочее воскресенье, сэр?
– Да. Увы, долг зовет. Кто-нибудь еще есть?
– Постоянный секретарь, на верхнем этаже. Больше никого. Люди выходят иногда поработать в субботу, но в воскресенье – очень редко. – Он улыбнулся Дэвиду. – Я помню то время, сэр, когда начинал здесь. Помощники министра зачастую не появлялись раньше одиннадцати. В выходные тут вообще не было никого, кроме дежурных.
Вахтер покачал головой.
– Имперские заботы, – сказал Дэвид, улыбнувшись в ответ, и расписался в журнале.
Сайкс повернулся к доске с пронумерованными ключами и отдал Дэвиду ключ от его кабинета, с металлической биркой. Дэвид направился к лифту – древнему, иногда застревавшему с людьми между этажами. Порой Дэвид думал, что когда-нибудь столетний трос лопнет и отправит в небытие всех, кто окажется в кабине. Поскрипывая, лифт медленно доставил его на третий этаж. Открыв массивную дверцу, Дэвид вышел. Перед ним располагалась канцелярия, где в рабочие дни служащие безостановочно сновали за длинной стойкой, доставая или убирая папки; из-за двери машинописного бюро доносился стук клавиш. У дальнего конца стойки, напротив двери с матовым стеклом и табличкой «Только для имеющих допуск», стоял пустой стол Кэрол. Дэвид с секунду смотрел на него, потом повернулся и двинулся по длинному коридору. Как странно отдаются шаги, когда ты один в помещении.
Его кабинет занимал половину большой викторианской комнаты, элегантный карниз которой перерезался перегородкой.