Превращения Арсена Люпена. Морис Леблан
друзьям сложившееся положение, объясняю роль этой женщины…
– И ты полагаешь, что они согласятся ее приговорить?
– Согласятся они или нет, результат будет тот же самый. Этого требует Боманьян, как мы можем ему отказать?
– Ах, – воскликнул де Беннето, – этот человек всех нас погубит!
Барон д’Этиг пожал плечами:
– Чтобы бороться с такой женщиной, как она, нужен такой человек, как он. Ты все подготовил?
– Да, на берегу напротив Лестницы Кюре ждут две лодки. В той, что поменьше, проделано отверстие, она затонет через десять минут после того, как ее спустят на воду.
– Ты положил в нее камень?
– Да, булыжник с дырой посередине, через которую мы проденем веревку.
Оба умолкли.
Ни одно слово не ускользнуло от внимания Рауля д’Андрези, и каждое из них все сильнее возбуждало его страстный интерес.
«Черт возьми! – подумал он. – Это место в райке я не отдал бы ни за какие сокровища! Ай да молодцы! Они говорят об убийстве как о чем-то будничном – вроде смены воротничка!»
Особенно его поразил Годфруа д’Этиг. Как нежная Кларисса могла быть дочерью столь темной личности? Какую цель он преследовал? Какие гнусные мотивы им руководили? Ненависть, алчность, жажда мести, врожденная жестокость? Он напоминал палача прежних времен, готового к кровавой службе. Пламя свечи освещало его багровое лицо и рыжую бороду.
В зал вошли еще трое. Рауль признал в них друзей барона, постоянно бывавших в Этиговых Плетнях. Они сели спиной к двум окнам, освещавшим зал, так что их лица оказались в тени.
Ровно в четыре часа появились два новых гостя. Первый – затянутый в узкий сюртук пожилой господин с военной выправкой, обладатель бородки, которая при Наполеоне III именовалась имперской, – вошел и остановился у порога. И тут все поднялись с мест, чтобы приветствовать второго незнакомца, которого Рауль без колебаний определил как долгожданного автора анонимного письма и которого барон представил как Боманьяна.
Хотя он единственный из присутствующих не обладал ни титулом, ни приставкой «де» перед фамилией, все обращались к нему как к вождю, с рвением, соответствующим его повелительным манерам и властному взгляду. Бритое лицо, впалые щеки, выразительные черные глаза, горящие огнем, какая-то суровость и даже аскетичность в манерах и одежде – все наводило на мысль о его церковном сане.
Он попросил присутствующих сесть, принес извинения от имени своего друга графа де Бри, который не смог приехать, и повернулся к спутнику, представив его так:
– Принц Аркольский… вам наверняка известно, что принц Аркольский – один из нас, но по воле случае он отсутствовал на наших собраниях и действовал издалека – впрочем, весьма удачно. Сегодня нам непременно понадобится его свидетельство, потому что принц в тысяча восемьсот семидесятом году дважды столкнулся с дьявольским созданием, столь для нас опасным.
Рауль мгновенно совершил в уме кое-какие подсчеты и испытал некоторое