Превращения Арсена Люпена. Морис Леблан

      Если Рауль д’Андрези оставался скептиком и даже посмеивался про себя – может быть, несколько принужденно, – глядя на происходящее, то прочие, казалось, восприняли эти экстравагантные заявления как неоспоримую истину. Возможно, у них имелись некие доказательства и тайные знания? И они обнаружили у той, которая, по их словам, была дочерью Калиостро, дар ясновидения и прорицания – такие же, как у знаменитого мага и чудотворца?

      Годфруа д’Этиг, единственный среди всех оставшийся стоять, наклонился над молодой женщиной и спросил ее:

      – Ваше настоящее имя – Калиостро, не так ли?

      Пленница колебалась. Казалось, она ищет лучший ответ и, прежде чем вступить в схватку, хочет выяснить, какое оружие находится в распоряжении противника.

      Наконец она спокойно произнесла:

      – Я обязана отвечать вам не больше, чем вы имеете право меня допрашивать. Впрочем, зачем мне отрицать, что на моем свидетельстве о рождении значится «Жозефина Пеллегрини»; по личной прихоти я называю себя Жозефиной Бальзамо, графиней Калиостро; два имени – Калиостро и Пеллегрини – придают законченность образу Жозефа Бальзамо, который меня всегда интересовал.

      – И прямым потомком которого, по вашим словам, вы не являетесь, вопреки некоторым вашим прошлым утверждениям?

      Она пожала плечами и промолчала. Была ли это предосторожность? Презрение? Протест против абсурдного обвинения?

      – Я не желаю считать это молчание ни признанием, ни отрицанием, – продолжил Годфруа д’Этиг, повернувшись к своим друзьям. – Слова этой женщины не имеют никакого значения, и опровергать их было бы пустой тратой времени. Мы собрались здесь, чтобы принять трудные решения по делу, которое большинству из нас знакомо лишь в общих чертах. Поэтому я полагаю крайне важным напомнить факты. Они максимально кратко изложены в записке, которую я вам сейчас зачитаю. Прошу выслушать меня со всем вниманием.

      И он спокойно прочитал те несколько страниц, автором которых (Рауль в этом нисколько не сомневался) был Боманьян.

      В начале марта 1870 года, то есть за четыре месяца до начала войны между Францией и Пруссией, среди толп иностранцев, наводнивших Париж, никто так не привлекал к себе внимания, как графиня Калиостро. Красивая, элегантная, разбрасывающая деньги направо и налево, почти всегда одна или в сопровождении молодого человека, которого она представляла как своего брата, – всюду, где бы ни появилась эта особа, в каком бы салоне ее ни принимали, она становилась объектом острого любопытства. Сначала публику интриговало ее громкое имя, а затем – впечатляющее сходство со знаменитым Калиостро: таинственный вид, некоторые чудесные исцеления, совершенные ею, ответы, которые она давала людям, спрашивающим о своем прошлом или будущем. Роман Александра Дюма ввел в моду Жозефа Бальзамо, так называемого графа Калиостро. Действуя подобным же образом и даже еще более дерзко, красавица-иностранка уверяла, будто является дочерью Калиостро, говорила, что знает секрет вечной молодости, и, улыбаясь, рассказывала о встречах и событиях, которые происходили во времена императора Наполеона.

      Ее