Серж и поручик. Сергей Юрьевич Катканов
Германскую войну, в которой ты участвовал, у нас называют первой мировой, а будет ещё и вторая мировая война, через 20 лет. Опять с немцами, только немцы будут уже совсем другие. В Германии к власти придут нацисты, зверьё вроде коммунистов, хотя коммунистов они будут ненавидеть лютой ненавистью. Германские нацисты и советские коммунисты встретятся в смертельной схватке. Вот тогда и появится эта песня. Её придумали наши уже укрепившиеся у власти большевички, чтобы поднимать народ на борьбу с германскими нацистами. Песня и правда неплохая. И вот недавно я понял, что если эту песню обратить против большевиков, так в ней почти ни чего и менять не надо.
Теперь это поражает меня до глубины души. Коммунисты захватили власть в России, залили страну кровью, убили миллионы, если не десятки миллионов людей, прославились неслыханными, нечеловеческими зверствами, так замучили русский народ, как это за свою историю ни какие тираны не делали. И эта-то законченная большевистская мразь кого-то ещё обвиняла в зверствах, да так искренне возмущалась чьей-то жестокостью, что прамо слезы капали. И ведь заметь, коммунисты пели эту песню совершено без смущения, вообще не думая о том, имеют ли они моральное право кому-то бросать столь тяжкие обвинения. Палачи тычут в кого-то пальцем и кричат: «Палачи!», да так гневно, так прочувствованно, с такой непоколебимой уверенностью в своей правоте. И мне захотелось бросить коммунистам их песню в лицо и крикнуть: это вы на самом деле «нечисть», это коммунисты самое настоящее «отродье человечества», это красным надо «сколотить крепкий гроб», это наша «ярость благородная» всегда будет направлена против «красной чумы».
Поручик слушал меня очень внимательно, при этом сосредоточенно смотрел куда-то вдаль и не сказал ни одного слова.
***
В станице Успенской Деникин впервые устроил смотр нашим частям. Потом сказал речь. Он называл нас великомучениками, восхищался нашими подвигами, которые мы совершаем во имя спасения России, выразил уверенность в неизбежной победе над большевизмом и сказал ещё много хороших и правильных слов. Очень длинная и пафосная речь получилась у Антона Ивановича. Офицеры начали скучать задолго до того, как он закончил. Говорил он складно и ладно, красиво и вроде бы даже зажигательно, но в таком ли обращении нуждались бойцы, измученные непрерывными боями?
Деникин меня восхищал, но примешивался к этому восхищению некоторый оттенок разочарования. Он был военным до мозга костей, армия была для него естественной средой обитания, это чувствовалось по всему. И полководцем он был прекрасным, лучшего нам в тех условиях и желать было нельзя. И всё-таки временами в нем чувствовался либеральный профессор, казалось, что место ему не перед войсками, а на университетской кафедре. Он был плотью от плоти предреволюционной русской интеллигенции. Как это в нем сочеталось с военной косточкой понять было сложно.
Деникин был прекрасным, изумительным человеком. Чистая, совершенно бескорыстная душа, обостренное чувство справедливости, полное отсутствие тщеславия и властолюбия. Он не был похож на нынешних либералов. Современный либерал это