Четвёртый караул. Анастасия Сергеевна Латышева
и получил соответствующее прозвище, и Волошин, который всегда комплексовал по поводу своих слегка оттопыренных ушей, это обстоятельство немного радовало.
‒ Волошин, а ты знаешь, что Козлов сидя ссыт? ‒ включился в перепалку командир отделения первого хода Орлов, которого как однофамильца старинного дворянского рода частенько именовали Графом.
‒ Козёл вонючий, ‒ как правило, неразговорчивый водитель первого хода Рябоконь всегда имел, что сказать в адрес командира отделения. ‒ Падла поганая.
Козлов молча помыл свою кружку и ретировался.
Постепенно встали и разошлись остальные. Волошин убрал со стола, и не успел он стряхнуть со скатерти крошки, как Матвеев торопливо сдёрнул её, и стол из кухонного превратился в игорный.
‒ Моня, пойдём в кубасы сыгранём! Счас я тебя сделаю!
‒ Э, кого ты там сделаешь? Это я тебя обыграю! ‒ откликнулся Ильюхин, возвращаясь в кухню.
‒ Ты меня обыграешь в одном случае: если своими ногтями меня отлупишь.
‒ Ты чё, гнида, опять против моих ногтей имеешь?
Матвеев расплылся в улыбке, и всё его широкое лицо собралось в складочки и морщинки.
‒ Граф, а Граф! Ты идёшь?
‒ Иду, ребятушки, иду! Без меня не начинайте! ‒ отозвался командир отделения первого хода Орлов и просеменил на кухню. За ним подтянулся и Рябоконь.
Любой трудовой день четвёртого караула, ‒ невзирая на то, что здесь же неотлучно находился начальник отряда подполковник Голубочкин и его заместитель Погорельцев, ‒ неизменно начинался с этой сакральной игры в кубики, суть которой заключалась в том, чтобы набрать тысячу очков, кидая кости. Игра в кубики, по мнению большинства, была залогом спокойного дежурства. Не чурался сыграть и начальник части Бубнов, но ему, как правило, не везло, а вот истинными мастерами этого дела являлись Орлов и отъявленный лентяй Матвеев, посвящавшие игре много времени.
Все разместились по своим привычным местам, которые занимали за трапезой. Как обычно спиной к окну уселся Орлов, против него Матвеев. Слева от Ушастого ‒ Ильюхин. Они ненавидели друг друга, но всегда сидели бок о бок. Матвеев, как неизменный писарь, бросал кости первым. Набрав первые пятьдесят очков, он передал ход другому. Следующие полчаса Волошин, занятый стряпнёй, только и слышал стук рассыпающихся кубиков и голос Матвеева, считающего очки. Рябоконь как обычно был молчалив. Ильюхин в нетерпении тарабанил ногтями по столу. Орлов со словами «сейчас я вам, сынки, покажу, как батя играет» подносил к изрытому оспой лицу ладони, дул на кубики, бормотал что-то неразборчивое и бросал кости. Ему удивительным образом везло. Всегда.
Волошин сидел на табурете и методично очищал картофель от кожуры. «Как в армии», ‒ подумалось ему, и очередная витая полоска упала в мусорное ведро. Из комнаты отдыха доносились невнятные голоса. Там опять о чём-то спорили. Подвывал телевизор. Волошин взял следующую картофелину, и в этот момент раздался длинный звонок. Не дочищенная картофелина упала в мусорное ведро, Волошин вскочил, запнулся об кота, и, чертыхнулся