Жизнь как она есть. Мариз Конде
нескольких угодливых министров. Они не обратили на меня ни малейшего внимания, только президент изобразил вежливый интерес, и я подумала: «Вблизи он еще красивей, у него потрясающий разрез глаз и победительная улыбка героя-любовника!»
«Итак, вы из Гваделупы! Из маленькой сестрички, которую Африка потеряла и теперь обретает вновь…»
Я включила этот мини-монолог в текст «Жди счастья», вложив его в уста диктатора Маливана, пришедшего в класс Вероники. Я, в отличие от моей героини, не решилась заменить слово «потеряла» на слово «продала» и ограничилась льстивой улыбкой. Секу Туре оставил нас и отправился к другим приглашенным. Все перед ним заискивали, многие даже целовали руки, другие преклоняли колено, и «господин президент» любезно помогал каждому подняться. На заднем плане оперным хором звучали гриоты.
Звонок возвестил об окончании антракта, и мы вернулись в зал.
«В болезни будешь рождать детей…»
Библия. Книга Бытия 3:16
Я носила по коллежу свой огромный живот и «пугала учениц», как сказала мне в 1992 году Уму Ава, преподававшая в Центре исследований Африки при Корнельском университете США.
«Сначала мы вас боялись. Чувствовали, что не интересуем вас, и воспринимали вашу беременность как нечто пугающее и загадочное».
На самом деле я с трудом обувалась – ноги распухали и ужасно болели, ходить становилось все труднее. Декретные отпуска в социалистической Гвинее отменили, и женщины работали до самых родов, а на грудное вскармливание им от «щедрот» государства полагался целый месяц. В мае 1961 года у меня прямо в классе отошли воды, и насмерть перепуганная мадам Бачили лично отвезла меня на своей «Шкоде» в больницу Донка[80].
– Ваш муж отсутствует, кого же мне предупредить?! – волновалась она.
Едва дыша от страха, я прошептала имена Секу Кабы и Гналенгбе. Роды в Абиджане прошли как по маслу, но сейчас я просто с ума сходила от одной только мысли, что оказалась в этом лечебном заведении. После отъезда в 1958 году французских врачей их сменили восточноевропейские коллеги: русские, чехи, поляки или немцы, объяснявшиеся с пациентами через переводчика. В больнице не хватало буквально всего: вместо ваты использовали корпию, спирт и эфир строго дозировались, анальгетики практически отсутствовали. Дети умирали от краснухи, малярии и коклюша, взрослые – от разного вида диарей и инфекций, которые тогда еще не называли внутрибольничными. В обветшавших зданиях колониальной эпохи стояла жуткая вонь. Я до сих пор иногда просыпаюсь по ночам от кошмаров на «больничную тему».
В родильном отделении меня осмотрел врач-чех в халате сомнительной чистоты, ему помогали две русские медсестры, грубые и равнодушные. Мне было больно и очень страшно, но это никого не волновало. Потом одна из медсестер отвела меня в палату, где на узких лежанках корчились роженицы. Их было не меньше дюжины. Я отыскала себе место и прилегла. Начались схватки, я заорала – единственная
Больница Донка – государственная больница в Конакри, Гвинея. Она не располагает достаточными возможностями, многие гвинейцы не могут позволить себе ее услуги.