Жажда. Валентина Ульянова
косыми глазами.
– Всем известно, князь, – высокомерно произнесла она, и даже литовский акцент не заглушал резкости ее возбужденного голоса, – что пояс твой принадлежит отнюдь не тебе, а великим князьям Московским. Ты не по праву владеешь им.
И прежде чем Василий опомнился, она расстегнула пряжку и сорвала с него пояс. Косой, остолбенев, молча смотрел на нее округлившимися глазами. Потом попытался схватить отобранный пояс, но княгиня проворно отдернула руку и отшатнулась назад. Вся палата ахнула как один человек.
Шемяка, сидевший рядом с Косым, вскочил и схватил брата за руки.
– Княгиня! – еле справляясь с готовым кинуться в драку Косым, хрипло воскликнул он. – Княгиня! Что это ты творишь?!
Не отвечая, Софья Витовтовна величественно отвернулась и, держа пояс перед собой, нарочито медленно прошла к столу великого князя.
– Он принадлежал твоему деду, – громко, торжественно возвестила она, – теперь он по праву принадлежит тебе.
И она положила пояс перед сыном на стол.
Бледный, испуганный юный великий князь растерянно смотрел то на нее, то на пояс, то на братьев Юрьевичей.
– Не пьяна ли ты, княгиня?! – вне себя крикнул Косой.
Софья обернулась и молча, холодно смерила его уничижительным взглядом. Косой задохнулся.
– Нет, она не пьяна! – весь дрожа, воскликнул Шемяка и, отпустив руки брата, сам выступил вперед. – И тем хуже! Эдакого бесчиния белый свет не видал! – Он оглядел притихших гостей, прятавших от него глаза, и вновь повернулся к великой княгине: – Стыдись, Софья Витовтовна! Брат мой не вор. Не ведаю, кто его оклеветал, но ты бы прежде разобралась…
– Полно, Димитрий! – высоким, срывающимся голосом перебил его Василий Косой. – Дивуюсь я на тебя! Дом, где забывают пристойность, – не место для объяснений! Ты, княгиня, – он нагнулся вперед, впиваясь ненавидящим взглядом в побледневшее вдруг лицо великой княгини, – ты нечестна!
От страшного слова Софья отпрянула, как от удара. Великий князь Василий вскочил. Вслед за ним поднялись все гости.
Но Василий Косой, казалось, ничего уже не видел вокруг себя.
– Люди не слепы! – выкрикнул он. – Люди поймут, кто здесь вор!
Шемяка схватил его за плечи и повлек за собою к выходу, но и уходя, он продолжал выкрикивать, оглядываясь на княгиню:
– Срамно и быть в этом доме, где приличий не ведают! Срам на тебе! Срам!
Шемяка наконец вывел его, но напоследок обернулся – и сам произнес тяжелым голосом воеводы, громом пронесшимся по палате:
– Поистине: срам!
И захлопнул дверь.
В тот же день, в тот же час, нимало не медля, Юрьевичи ускакали в Галич: к своему отцу, готовившему войну.
Глава 7
Завет отца
Бунко стоял на коленях возле скамьи, на которой лежал отец.
Отец умирал.
Еще утром истаяла трепетная надежда, что он одолеет ранение своей упрямою силой, которая