Кодекс бесчестия. Неженский роман. Елена Котова
знал, что нравится женщинам, правда, не понимал, почему. Да, у него есть класс. Деньги тоже есть. Деньги, кстати, мужчину очень украшают. А так – ничего особенного. Рост средний, в плечах чуть широковат, приземист. Но есть шарм, есть сила, есть напор. Это он знал. От этого женщины и тащатся. Это он тоже знал. А он любит Катюню, такую, как есть. Это не всегда легко. Но не всем же так везет, как Трофимову. Его Анька – красавица, однако покладиста. Нрава веселого и ровного, жизнью, похоже, вполне довольна. А Катюня свое загадочное спокойствие, когда-то так поразившее Александрова, с годами разменяла на требовательность и суетную раздражительность. Все от праздности. Это только кажется, что праздность и большие деньги – одно сплошное счастье. Испытание это, причем нешуточное. А может, с Александровым сложнее, чем с Колей? Катюня права в одном, по крайней мере, – у Коли на редкость большое сердце.
Коля – человек! Мало того, что действительно – без натяжек – красавец. Он умнейший мужик и настоящий друг. Большой молодец, что и говорить, всех окучил. Да практически всех, кто мог бы помочь их сделке с Mediobanca. Или помешать.
В Белом доме дело идет непросто, руку с пульса ни на день не спустишь. Облёвыш, министр обороны, гнал волну по поводу итальянцев. Дескать, счета оборонных предприятий надо в другие банки переводить, если в Русмежбанке иностранцы появятся. Понятно, в каком банке он харчится, куда ему неймется их перевести. Коля облёвыша пока гасит… И областные бюджеты, которые в свое время опять-таки окучил Коля, все это завидное хозяйство охранять надо постоянно.
И Коля, и сам Александров под любым предлогом, а то и так, с праздником поздравить, билетики на премьеру лично завезти – дескать, мимо проезжал, – постоянно мотались и в Белый дом, и на Старую площадь. В Администрации их позиции были прочными, там был Голицын, Колин старый друг. Но это постоянное поджигание вопроса Минобороной… Ни на секунду не расслабишься.
Александров снова глянул в окно, машина уже неслась по левой полосе Кутузовского. Он набрал приемную.
– Наташ, подъезжаю. Что вы мне с Иркой в график на сегодня понатыкали? Улетаю сегодня, можно день хоть как-то разгрузить?! Все ж впритык, к бабке не ходи, слетит график. Выкидывай половину. Вот на фиг мне аудиторы? Не буду с ними встречаться, к Самохину отправляй.
– Он должил, что он с аудиторами закончил. Говорит, что проект заключения вы должны сами теперь посмотреть.
– Я должен в аэропорту в шесть быть, а больше я ничего никому не должен. Пусть сам с аудиторами возится. Так, Возненко оставляй, Бармалея снимай, конференц-колл тоже снимай. Красовскую? Пусть ждет, если успею, приму, но не факт. А Заяц что хочет? С кем он приходит? Кто такой Чернявин?
– Не знаю, Константин Алексеевич. Вы сказали Зайца в график ставить, но я предупредила, что под большим вопросом, понятно же. Может, вас с ним сейчас соединить, пока едете?
Заяц, конечно, не был ни корешем, ни близким знакомцем Александрова – так, пересекаются там и сям. Ясно, что Заяц – балабол,