«Идите и проповедуйте!». Инга Мицова
полутёмной комнате горел священный светильник, на нескольких скамейках, где почти не было свободных мест, молящиеся, чуть раскачиваясь, повторяли слова молитвы. Затем хазан отдёрнул шелковую занавесь с раскрашенного ковчега – скромного подобия Ковчега Завета, где хранились пергаментные свитки Закона, последовало чтение отрывков из Закона и пророков. Неожиданно поднялся Пётр и высказал желание сказать проповедь.
Пётр покрыл голову длинным полосатым шерстяным платком и взошёл на ступени бимы.
– Возлюбленные, – произнёс Пётр. – Возлюбленные, – тихо повторил он, медленно оглядывая молящихся из-под полосатого платка, – все вы сидите здесь: Марк-Иоанн, Иосиф бен Лаккуда, Давид бен Закхай, Юлия, Андроник, Элиазар, Иоанн, Варфоломей, Мария из Магдалы, Мария, мать Марка, Саломея, Мария Клеопова, Мария из Вифании, Марфа, Лазарь и другие – все вы любимы Учителем, Господом, и, значит, и мною, грешным. И поэтому прошу вас, – умоляюще проговорил Пётр, – как пришельцев и странников, удаляться от плотских похотей, восстающих на душу.
В это время дверь в синагогу распахнулась, и вошёл Анания, почтенный человек, недавно принявший от рук Петра крещение. Обычно Анания посещал другую синагогу, в Верхнем городе, вблизи от своего дома, где из учеников проповедовал Фома. Пётр прекратил проповедь и испытующе следил за Ананией, пока тот, не останавливаясь, твёрдым шагом приближался к нему. Громко, так что услышали даже сидящие у дверей, Анания сказал:
– Пётр, прими от нас этот дар, во имя Господа Иисуса. Да будет это в помощь всем нуждающимся.
Пётр повёл себя странно. Вместо того чтобы обнять Ананию, Пётр молчал, отводил глаза, смотрел куда-то вниз, и тогда Анания положил прямо к ногам Петра тяжёлый мешочек, набитый серебром.
Пётр всё ещё молчал, и непонятно было, чем вызвано столь долгое молчание – недовольством ли, что Анания не дал ему окончить проповедь, или чем-то иным.
Поначалу молящихся охватил восторг – да, истинно, они все братья, и нет между ними разницы! Вот и Анания, который имел два дома, большой надел земли и слыл человеком богатым, любит Учителя, хотя никогда Его не видел: принёс все своё достояние, как вчера Марфа и как до этого Варнава. Но по мере того как длилось молчание Петра, настроение присутствующих менялось, всех охватило беспокойство и даже какое-то неприятное предчувствие.
– Мы продали свою землю, – громко сказал Анания, – прими наш дар.
– За столько ли вы продали свою землю? – тихо спросил Пётр.
– Да, за столько. Прими наш дар.
«Сознательная ложь, а главное – фарисейское лицемерие, – содрогаясь, думал Пётр, – первое тёмное пятно на светлом фоне святого общества».
– Анания! – Голос Петра был вовсе не похож на голос, только что произнёсший: «Возлюбленные мои!» – Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твоё мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли?
«“Солгать Духу Святому”?! – Ужас сразил Иоанна. – Иудин грех!» Он пригнул голову, ожидая, что сейчас их всех постигнет кара как соучастников.
– Чем ты владел – не твоё