«Идите и проповедуйте!». Инга Мицова
крикнула она, поднимая голову Анании к себе на колени, пытаясь поднять его самого и всё более и более убеждаясь, что произошло непоправимое. – Пётр, как ты мог?
Пётр отвернулся и прошёл в глубь помещения, к ковчегу, надеясь обрести силы от прикосновения к священным рукописям.
Вслед за Марией Магдалиной сверху спустились женщины, они горестно причитали и сокрушались: «Увы, увы!» – и хлопали в ладоши согласно древнему погребальному обычаю, но мужчины остались на своих местах и хранили молчание, и эта несогласованность ещё более усиливала смятение. Несколько юношей, служителей синагоги, приблизились к лежащему, прикрыли ему глаза и, вопросительно взглянув на Петра, отстранили Марию Магдалину, положили Ананию на носилки и вынесли во двор.
Женщины двинулись следом, за ними наконец потянулись мужчины.
– Не говорил ли наш Господь, что всё прощается человеку? – раздался вслед уходящим голос Петра. – И только хула на Духа Святого не прощается?
Люди остановились, будто им вслед бросили камень.
– Ты помнишь? – обратился Пётр к Иоанну Зеведееву.
– Да, – сказал Иоанн. Он, казалось, ещё не оправился от потрясения, но поспешил к Петру и встал рядом с ним.
– Под видом правдивости и искренности Анания нёс нам два страшных дара, осуждённые Господом, – объявил Пётр, – лицемерие и сребролюбие. Эти лжедары могут погубить нашу святую общину, если мы, даже случайно, примем их и соблазнимся ими. Да не будет так!
Андрей, проповедовавший по четвергам в синагоге, что в Нижнем городе, и только что вернувшийся из Храма, вошёл именно тогда, когда Пётр произносил эти слова. Остановившись в дверях, уже зная, что произошло, скрестив руки на груди, Андрей с ужасом смотрел на Петра.
– Анания допустил сатане вложить ему в сердце мысли об этом и таким образом солгать Духу Святому, – заключил Пётр печально и сурово.
Андрей понял, что брат не старается оправдать своё действие, он сам старается осмыслить произошедшее.
– Сатана – отец лжи. – Голос прозвучал твёрдо, будто Пётр наконец обрёл уверенность. – Отец лжи, – повторил Пётр громко и раздельно. – Возможно, что своекорыстие, ложь и лицемерие проявились в Анании не случайно. Как и в Иуде, они тайно прорастали – но не без его ли согласия? Возможно, жизнь его не отличалась особой чистотой и прежде, а семя зла давно пустило свои корни и только теперь принесло пагубные плоды. Даже несмотря на крещение. Некоторые сейчас думают: если сатана вполз в сердце Анании, то за что же этот человек понёс наказание?.
Старик из Хеврона, Давид бен Закхай, приблизился к Петру и стал рядом с ним.
– Пётр, Пётр, – быстро заговорил он, дёргая себя за белую длинную бороду, – я слышал, как Господь говорил…
Старика не слушали.
– Пётр! Если, как ты говоришь, сатана вложил в сердце Анании такие мысли, то всё-таки за что Анания понёс наказание?
Синагога шевельнулась, казалось, Элиазар из Магдалы выразил мысль, что была у всех на уме.
– За то, –