Я выжгу в себе месть. Диана Чайковская
меньше и меньше. Знал бы кто, как хочется старой Ягине укутаться в одеяло, крепко заснуть и не проснуться следующим утром, но… О, сколько еще забот!
Ведьма допила пряный сбитень и покачала головой: раньше вкус был насыщенней, а теперь совсем другое. Взглянула на полати, где спала Василика, и улыбнулась помимо воли. Сколько жизни было в девке, сколько силы и ведьминской, и человеческой! Лишь бы прожила свой век не зря, не наделала слишком много глупостей (совсем без них никак нельзя – молодица же!) и оставила по себе какой-то след, будь то серебристая пряжа или ладная ученица.
– Скажи Баннику, – обратилась Ягиня к Всполоху, – пусть растопит баню и поддаст пару. Скоро девка проснется, надо отправить ее в мыльню.
Дух кивнул и укатился за дверь. Нельзя было начинать тяжелые дела с плохого – сперва пусть сила забурлит внутри Василики, загорится смарагдовое пламя в зеницах, и девка окунется с головой в ворожбу, будет слушать и запоминать все сказанное, а руки сами возьмутся за обрядовый нож.
Не успела Ягиня дожевать пирог, как из-за двери появилась знакомая тень. Черные руки тянулись к печи и знаками грозили ведьме. Ей, Костяной, грозили, надо же! Она усмехнулась и, не сказав ни слова, обмакнула кончик вороньего пера в стоявшие рядом чернила и вывела на куске бересты три треугольника. Защитный знак засиял золотом и взвился дымом. За дверью раздалось злобное шипение. Черные руки дернулись, как будто обожглись, и уползли, скрывшись с глаз.
– А ты что вздумал, – процедила Ягиня, – средь бела дня пакостить?! Нет уж, Мрак, не выйдет. Не пришло твое время.
– Что случилось? – На шум прикатился Всполох.
– А, – махнула рукой ведьма. – Дух ночи посреди дня безобразничает.
Черный всадник останавливался в ее избе поздно вечером. Его глаза светились лихим пламенем, черные руки сгребали со стола всю снедь. Мрак всегда ел жадно, а потом вскакивал на верного коня и уносился прочь. Среди всех братьев он один отличался лихим нравом. Однажды чуть не отрубил лапу Домовому за то, что тот косо взглянул на него.
Ягиня знала, что беды не миновать, раз уж молодица приглянулась Мраку. Она чувствовала, как кровь вот-вот прольется в избе, заклубится паром, а после иссохнет, и не останется ничего от страшного злодеяния. То уже было предначертано, ей, ведьме, оставалось лишь подготовить девку. Василика могла отбросить Мрака за ворота, накинуться на него соколицей и прогнать прочь, приказав нести службу и не останавливаться в избе.
Но то будет нескоро. Ей еще познавать и познавать. Забудет девица о молодцах, румяных булках и меде, но другие заботы окружат ее, и в них пролетят годы. Когда привыкаешь ходить по Грани, общаться с обитателями Нави и ставить охранные знаки, то смотришь на живых совсем иначе. Вечные ссоры князей, слухи и людское коварство уже не кажутся чем-то страшным, а завывания молодых девок и вовсе выглядят смешно.
Хотела бы Ягиня снова прочувствовать свою семнадцатую весну, вспомнить ворчливую Кислицу и то, как старуха оттаскивала ее за косы от перелеска, повторяя, что