Город. Савелий Лукошкин
я решил идти только в самом крайнем случае,если не удастся устроиться хотя бы докером.
Записав адреса редакций, я как мог отчистил пальто и, оставив его сохнуть, пожарил яичницу. За окном из влажной весенней ночи встал хмурый пасмурный день. Небо было практически белым, только с легкими мазками пепельно-серого. Казалось, острые крыши города открываются в пустую скучную бесконечность. И капель стихла – всё каким-то чудом успело растаять. Воспоминание о мокрой листве, таинственном свете фонарей и черном локоне, выглядывавшем из-под шарфа, стремительно меркло.
Выйдя из квартиры, я увидел под дверью лист бумаги, как видно, вставленный между створками. На нем было напечатано только имя – Маседонио Фернандес. Больше ничего. Листок я аккуратно сложил и убрал в сумку – и отправился в «Искру».
Редакция располагалась на улице Фельдшерской, дом 1. Это было за каналом, на северной, удаленной от моря стороне города. Здесь я еще не бывал.
Пустой трамвай быстро довез меня по серым улицам до набережной, носившей приятно-провинциальное имя «Ивовой». Через узкий канал перекинут прямой деревянный мостик с медными шарами на ограде.
А берега как будто принадлежат к разным мирам. С южной стороны, где я вышел – облицованная темным булыжником набережная и дома в серо-розовой гамме, покрытые чуть серебрящейся, навсегда въевшейся коркой морской соли.
С севера берега пологие, илистые, заросшие высоким тростником и кустарником. За голыми ветвями темные силуэты низких домов, железные крыши украшены флюгерами в форме петушков. А над крышами – бесконечное белесое небо. Где-то далеко в небо уходит узкая и черная фабричная труба. Дыма нет.
Сам канал, безусловно, принадлежит северу: в темной воде весело кружатся палочки тростника, ветки и палые прошлогодние листья.
Прохожу по мосту, затем по старой брусчатке, вьющейся сквозь ивовые заросли, и выхожу на улицу. Дома здесь похожи на склады или казармы: низкие и длинные, из старого кирпича, с маленькими квадратными окошками. В окнах сиротливый белый тюль на черном фоне, в одном – яркое красное пятно герани. Мне всё это кажется грустным, и флюгера, поскрипывая, медленно поворачиваются в бесконечном голом холсте над головой.
Но, проходя по улице, я замечаю, что люди и здесь счастливы. Взрослых, правда, немного: старичок с папиросой, сидящий на лавочке у распахнутой деревянной двери. Молодая женщина с черными волосами и веселым румянцем, несущая ведро с углем.
Но больше всего детей: всех возрастов, мальчики и девочки, все с длинными волосами и в самом разномастном тряпье. Они смотрят на меня настороженно, но в то же время с явным превосходством.
Тут я догадываюсь, что моя одинокая фигура на мосту – а может еще и на той стороне набережной – была давно замечена зоркими дозорными. Я шел под внимательными взглядами, и при моем приближении стихали игры и разговоры, а дети расходились по сторонам, пряча в карманы рогатки и перочинные ножики. А я шел себе и не замечал. Улыбаюсь