Милиция плачет. Александр Георгиевич Шишов
прямо на глазах, из ничего, лёгкая неприязнь аспирантов переросла в затаённую обиду и ненависть, а там недолго и до открытой конфронтации. Нет сомнения, что обиженные, разочарованные и униженные студенты вчерашнего «дня варенья» – их добровольные помощники, боевые руки чистоплотных аспирантов. Только спрашивается, за что воюем? Что вам, ребята, надо?
Ой неспроста так быстро и в таком количестве было собрано столько людей в коридоре. Спонтанно, без организованной помощи такого не добиться. И аспиранты были среди них тоже неспроста.
Единогласно мы сошлись во мнении – без аспирантских торчащих ушей не обошлось. Конечно, обида студентов нам понята. Молодцы, подняли народ, собрали в одном месте, и накал агрессии был соответствующим, и степень негодования, но сложилось впечатление, что не их это заслуга. Тут были замешаны более влиятельные силы, радуясь возможности больно накостылять нам, варягам, чужими руками и указать место, чтобы сидели тихо где-то в уголочке, не высовывались и не раздражали своими «одэскими» шуточками.
Проучить нас не удалось. «Сын лейтенанта Шмидта» в лице «сына полковника КГБ» их озадачил – не ожидали такого оборота. Но не надо расслабляться. Когда мы попробовали себя поставить на их место и подумать их обиженным умом – выяснилось, что расклад не в нашу пользу. Аспиранты призадумаются, затихнут, затаятся, чтобы при первой же нашей оплошности поквитаться весьма жёстко и обязательно с самыми серьезными последствиями, как с врагами народа. Им нужно дождаться нашего проступка, а оступиться в раю общежитиевского быта можно элементарно. Например, какой-то самый безобидный сабантуй. Побежали, заложили – и всё. Припишут (свидетелей все четыре этажа) регулярные пьянки, бесконечные дебоши и драки. Прощай, институт, не только в виде харьковской общаги, но и в виде одесской альма-матер. Тут уже не до шуток. Нет, с ними следует ухо держать востро, расслабляться нельзя. Нужно успокоиться, быть паиньками и ждать ответного хода.
После этого исторического решения мы наконец-то выключили свет и улеглись спать.
Финальная шутка с «сыном полковника КГБ» для меня лично имела неприятное послевкусие. Собственные ощущения можно сравнить с состоянием борца классического стиля, которого, нарушая правила, подножкой отправили в партер, и он, прижатый противником к ковру, чтобы избежать неминуемого туше, кусает его незаметно от судьи за ухо и спасает проигранную схватку. Запрещенный приёмчик – объективно оправданный с точки зрения возмездия и высшей справедливости.
Сама идея всуе поминать всесильный орган меня не вдохновляла, хотя, чего греха таить, это был уже не первый случай, когда три магические буквы «конторы глубокого бурения» спасали мой внешний вид от побоев.
«Don’t trouble trouble until trouble troubles you», говорят в таких случаях англичане, что можно перевести, как «Не чiпай лихо, доки воно тихо» (укр.).
Предчувствия, как ни странно, не обманули. Возникшая импровизация на тему «сын полковника КГБ» только на первый взгляд