Пьем до дна. Артур Лео Загат
повернул голову к фигуре на диване.
– Выйдя на свет, я увидел его лицо и… – Словно вздох облегчения оборвал его фразу. – Нет, – продолжил он, – наверно, я ошибся. Это просто бродяга. Просто все это возбуждение…
– Вы правы, – сухо сказал я. – Послушайте. Вон там на нижней полке третья бутылка – виски. Налейте себе. Это лучшее лекарство от вашей болезни.
У меня нет времени на причуды суеверного деревенщины.
– Можно мне тоже немного? – спросил звонкий печальный голос. – Думаю, мне это тоже поможет.
– Конечно. – Я впервые по-настоящему увидел эту девушку. Растрепанная, в мятом платье, но на нее стоило посмотреть.
Рослая, но несет этот рост изящно, и в каждой линии ее тела поющий ритм. Яркое освещение в моей операционной обычно пагубно сказывается на женских чарах, но сейчас он только подчеркивал жемчужный блеск ее кожи, грациозные черты лица. Я неожиданно захотел не быть невысоким и полным, пожалел, что в моей вандейковской бородке седые волосы.
– Вы тоже попали в этот случай? Вы ранены?
– Только немного потрясена. – Она коротко улыбнулась. – И еще синяки. Но ничего такого, что оторвало бы вас об бедного Хью.
– Не будьте как уверены, Энн Доринг. – Я сразу узнал ее. – Потом я вас осмотрю. А пока, если хотите привести себя в порядок, наверх по этой лестнице – там найдете все необходимое.
– Спасибо, я воспользуюсь вашей добротой. Но сначала хочу выпить.
– Я вам налью, мисс», – сказал Паркер с другой стороны комнаты. – Выпью свою порцию и поеду. Марта волнуется, что со мной стало.
Мисс Доринг выпила и вслед за ним вышла из комнаты. Я повернулся, чтобы посмотреть на бродягу.
– Я уже разрезала его пальто и рубашку», – сказала Эдит Норн, когда я подошел. – Чтобы это вас не задерживало. – Компетентная молодая леди. Я не знал лучшей сестры. Мне очень не хотелось посылать ее к озеру, но она заслужила отпуск за трудную зиму, к тому же работа как раз для нее. Только бизнес, и никакой женской чепухи. – Его одежа вся мокрая, она заплесневела и прогнила.
– Сломаны третье и четвертое ребра, – поставил я диагноз, отворачиваясь от дивана. – Кажется, они пробили легкие.
Я нахмурился. Этого не может быть. Если бы это было правдой, парень был бы уже мертв или дергался в агонии. Он не смотрел бы на меня так странно отчужденно; глаза черные бесстрастные, как линзы фотоаппарата.
Торс отчетливо серо-белый; этот цвет ассоциируется с мертвым телом, и помимо углубления в районе ребер, на котором я основал свой предварительный диагноз, в нем есть что-то гротескное. Это слово мелодраматичное, но оно соответствует уродливым искажениям тела.
Возможно, я более четко выражу впечатление от его внешности, если скажу, что похоже ребенок слепил из шпаклевки трехмерную карикатуру на человеческое тело.
Тело его под моими исследующими руками липкое и влажное, напоминает мне давние студенческие годы, когда я впервые препарировал труп. Я был прав, кости под кожей вырваны из соединений, они свободно перемещаются.