Возвращено на доработку. Сергей Овчинников
тянущая, но слишком сладкая боль. Надо было во что бы то ни стало размотать до сердцевинки, до меня самого, уже ничем не защищенного, голенького. Не знаю… Страшно даже становилось, есть ли там что-то под всеми этими витками…
Под стук колес ночного поезда раньше я мгновенно засыпал, а теперь вот наоборот проснулся среди ночи. Колеса стучали, как и двадцать лет назад. Кроме этого в купе не раздавалось ни звука. Ладно бы храпел кто – но увы: причин просыпаться не наблюдалось ни единой. Собственно, попутчиков-то и не было. Нет, я не стал брать купе целиком. Наоборот – хотелось компании, общения – может, волновался. Но никто мне компанию не составил в этот раз. Курил бы – был бы повод в тамбур выйти. А тут – на тебе. Всё-таки я оделся и вышел в коридор. Никого. Рассвет уже потихоньку занимался, и я довольно долго следил за бегущей границей света и тени. Она бежала мне навстречу оттуда же, откуда сбежал и я – вроде, совсем недавно. А теперь вот возвращаюсь. Хочу ли я туда ехать? Если отвлечься от того, что должен, что надо навестить… Мне уже точно не страшно, я уже знаю, что способен оттуда вырваться, если что. Наверное, всё-таки я хочу… Сравнить ощущения, уже обретя уверенность и силу, что ли… Но ведь был ещё и тщательно оберегаемый и такой абсолютный уют детства. Тогда же я и не мечтал о других краях. Да для меня и не было места лучше.
Потом, уже будучи взрослым… Ну как взрослым… Да, я тогда уже считал себя… Короче, думал я так: «Ну, ладно, привезла ты себе мужика. Со стакана сняла, выходила. Дальше-то что? Как из этой дыры в пространстве-времени выбираться будешь?» Я тогда плотно фантастикой увлекался. И вот я прямо физически ощущал, как на меня давят стенки этого неевклидова… И будто края у этих стенок нет. Не заканчиваются, то есть, они сверху ничем, хоть и прозрачные с виду. Но я также знал, кто их сотворил. И даже благодарен был ему (ей) за это до поры. За этот уют и теплоту этого микро мира. Шира этого хоббитовского моего детства. Но детство закончилось – вот беда. И то, что казалось уютным и милым, предстало убогим и беспросветным. Невыносимым.
Да уж… Вчерашние хоббиты оказались синими забулдыгами. Мда. Они ведь и раньше такими были, просто я вдруг прозрел. Родители конечно забулдыгами не были. Просто я перестал понимать, почему их устраивает окружение – вот эти вот все синюшные хоббиты.
Хотя вру, скорее всего, это уже более поздние наслоения. Не мог я тогда это так ясно разложить. Тяготило – да. Вырваться страшно хотелось. Ну и уж точно не в Нижний. Хотя гулять мне там нравилось даже с родителями. Но символ в целом для меня был мрачный. Именно в этом городе же отец забухал и бросил спорт. Отсюда мать его вытаскивала. Как они вообще после этого так спокойно сюда могли приезжать? Меня с собой брали ещё. Что для них здесь было ценно и дорого?
Я их даже не пытался понять, но знал, что мне сюда не надо. Я себе наметил Москву.
Отец в Нехлидово присмирел. Или мне так рассказывали. Но правда, я его буйным и не помню. По рассказам матери и изредка заезжавших друзей всё его гусарство осталось в Нижнем. Да, когда