Русский рыцарь. Вера Гривина
знамени – колпак,
А за главного – дурак.
– Что верно, то верно, – согласился с ним Борис.
Шут опять хмыкнул:
– Королева хотела взять с собой всех своих трубадуров, музыкантов и жонглеров, полагая очевидно, что сарацины при виде комедиантов умрут от смеху, не успев взяться за оружие. Король воспротивился желанию жены, но она все-таки сумела отстоять своих самых любимых забавников, коих оказалось не так уж и мало. В придачу к ним есть еще и рыцари, желающие привлечь к себе внимание королевы сочинением куртуазных песенок…
Он прервался на полуслове, потому из-за ближайшего шатра вышла юная Агнесса де Тюренн. Заметив рыцаря, она покраснела и присела в глубоком реверансе – в таком, каким обычно приветствуют особ королевской крови. А Борис почувствовал, как у него дрогнуло сердце. Он с первого дня своего пребывания среди крестоносцев испытывал в присутствии Агнессы волнение, и ничего с этим не мог поделать, как не досадовал на себя. Борис ни с кем не говорил об этой девушке, но всегда прислушивался, если при нем заходила о ней речь. Де Винь, как-то сравнил свою даму сердца со сказочной феей, и это сравнение было удивительно точным, ибо тоненькая, почти прозрачная девушка действительно казалась существом, явившимся из иного, нереального, мира.
– Сможет ли она перенести тяготы похода? – беспокоился о ней де Винь.
А вот Лупо, который, кстати, очень хорошо относился к Агнессе, считал, что ее внешность обманчива и юная де Тюренн, благодаря своему крепкому здоровью и имеющейся у нее несокрушимой силе духа многое сумеет преодолеть.
Под пристальным взглядом Бориса девушка еще пуще покраснела и почти бегом бросилась прочь.
– Малютка де Тюренн очень смущена, – пробормотал Лупо.
– Кажется, она сирота? – спросил Борис как бы невзначай, стараясь не демонстрировать своего интереса к девушке.
– Да, сирота, – подтвердил Лупо. – Ее матушка, благочестивая Арсинда де Тюренн, скончалась давно, а отца Агнессы, знатного тулузского сеньора Гильома де Тюренна, не стало чуть более года назад. Упокой их обоих Господи! Бедная девочка теперь, увы, под опекой своего дяди, аквитанского сеньора де Блая.
– Почему, увы? – удивился Борис.
– Де Блай – этакий беззаботный мотылек, порхавший с празднества на турнир, с турнира на празднество, пока не приземлился на королевский двор, где принялся сочинять стихи – плохие на мой грубый вкус и прекрасные на утонченный вкус Алиеноры. Когда этот легкомысленный трубадур стал опекуном своей тулузской племянницы, он ничего лучшего не придумал, как взять ее с собой в Париж и пристроить к королеве – якобы для того, чтобы найти Агнессе достойного жениха. Я, в отличие от де Блая, считаю двор Алиеноры не самым подходящим местом для неискушенной девицы. Уже хорошо, что Агнессы не коснулся царящий там разврат, однако общение с королевой все-таки внесло некоторую куртуазность24 в восприятие ею действительности. Не стоило малютке де Тюренн покидать родную Тулузу.
– Но могла же
Куртуазность (от фр. courtois – учтивый, рыцарский) – средневековая концепция любви, согласно которой отношение между влюбленным и его Дамой подобны отношениям между вассалом и его господином; в куртуазных отношениях далеко не последнюю роль играет долг.