Мозаика. Владимир Александрович Голоухов
жары. По-видимому, это удовлетворяло любопытство старика, и служанка возвращалась обратно, везя еду и чистое белье своей госпоже.
Так прошла неделя, за ней ещё одна. И, верно, насытившись, Арканжелло, а за ним и Батисто остро ощутили необходимость излить свою радость и счастье в творчестве. К тому же, неумолимо приближался оговорённый срок окончание работ.
…Как-то утром синьор Бернардини, приехав на виллу в необычное для себя время, зашёл во внутренний дворик. По счастью, его сразу же заметил Батисто, который весьма кстати оказался в мастерской, а посему быстро вышел навстречу купцу и прослушал долгую проповедь по поводу малого объма сделанного.
Однако по осмотру столешницы стало очевидно, что даже то незавершённое, что успели сделать мастера, синьору весьма понравилось.
Щекотливость положения была в том, что Розалина в момент нежданного визита принимала у себя Арканжелло, и лишь по счастливой случайности супруг её, осмотрев работы, не поднялся сразу в опочивальню. Впрочем, это могло свершиться в любой момент, и Батисто бросился выручать друзей:
– Синьор Бернардини! Суровы, но справедливы слова ваши! Действительно, процесс не так быстр, как бы нам с вами хотелось, зато, хвала Мадонне, мы завершили самую длительную и тяжёлую его часть! – юноша почти кричал, дабы его услышали в спальне хозяйки. – Теперь всё пойдет гораздо быстрее, осталось подогнать готовые камни, но это и ребенок сделает! Что же до столешницы, то, клянусь Бернардином Сиенским, вашим покровителем, что вам позавидовал бы сам Лоренцо Великолепный[5]! – стрекотал юноша, уводя заказчика в мастерскую. – Ваши враги лопнут от зависти, когда увидят эту мозаику! Бедная моя мама – она, простая деревенская женщина, никогда бы не поверила, что её сын сделает такое! Только, пожалуйста, не присылайте больше чечевицу, а то, боюсь, окрестные жители могут принять мои утробные потуги за трубу страшного суда!
– Богопротивные слова слышу я. И не надо так орать, я всё прекрасно слышу. Кстати, где Розалина, вы не видели жену мою?
– Как можно, синьор?! Нам запрещено подниматься в жилые покои! – продолжал кричать художник. – Мы находимся под зорким оком вашего стража! – Батисто смиренно кивнул на хмурого сторожа в широкополой шляпе, стоявшего недалече.
– Молодой маэстро разговорчив… о-очень разговорчив. Я же вижу, что вы не сделали и половину заказа. Откуда такие восторги?
Вы отдаете себе отчёт, что дон Бернардини… терпеливый Бернардини не заплатит вам, пока всё не будет готово? – ворчал хозяин, по привычке поминая себя в третьем лице. – Розалина, да где же ты?!
– Она… она гуляет вон в тех благородных кущах! – кивнул на синеющий вдалеке перелесок Батисто. – Сколь смею судить, несчастная донна плохо себя чувствует и предпочитает дышать свежим лесным воздухом.
Было видно, что Бернардини не сильно поверил сказанному.
– Это правда, синьор! – поддержала юношу вышедшая во двор служанка Анита.
– Плохо
Лоренцо Медичи – глава Флорентийской республики в годы расцвета, покровитель искусств, поэт.