Повелитель. Светлана Хромова
за окном, посмотри, – вдохновенен, сед,
хулимый старухами, воронами, псами
по первому снегу шагает алкаш-сосед
в тапках на босу ногу и трениках с тормозами.
автор этой картины вправе тягаться с Басё:
внешняя простота и лаконичность линий
таят в себе бездну мудрости, но это еще не все —
и цвет этих треников такой беззащитно-синий.
В целом о стихах Вадима на этом обсуждении говорили больше хорошего, чем находили какие-то недостатки. И только Толя Барсуков разнес подборку в пух и прах. Вообще Толик учился на семинаре прозы, и на Надин семинар ходил из-за нее. Барсуков безответно влюбился с первого курса и старался всеми правдами и неправдами как можно больше времени проводить рядом. Он часто просил у Нади совета, показывал свои рассказы или предлагал оценить сюжеты своего будущего, разумеется, великого романа, задуманного им на том же первом курсе, но к которому Барсуков так и не приступил. «Вот смотри, как тебе сюжетец? – говорил он обычно. – Страна, желающая поработить мир, выпускает вирус, который убивает население других стран – всех, кто старше десяти лет. А у них самих противоядие на случай, если произойдет утечка. Во всем остальном мире в живых остаются лишь дети, которых страна-агрессор воспитывает под себя, как низшую расу. Но не все дети забыли прошлую жизнь. Они растут, скрываясь и готовя сопротивление. И потом освобождают мир, убив правительство. А в стране, запустившей вирус, тоже не все согласны, и есть свое сопротивление из взрослых…»
«Ага, “Белая роза”, Третий рейх, было уже», – отвечала Надя. «Не нравится? Если так рассуждать, то уже все до нас написано, – обижался Барсуков. – А тогда смотри, вот другой: новый неизвестный вирус. Большая смертность. Кто-то переболевает, кто-то нет. И переболевшим нельзя общаться с теми, кто не – они заразные навсегда. И мир делится на две части. Общаться нельзя. Двое влюбленных, она переболела, он – нет. И он сбегает, чтобы ее увидеть, а она пытается убить себя, чтобы любимый с ней не встретился и не заразился. Или он пытается заболеть специально, а она не знает, как его остановить. А, вот! Можно с хорошим концом. Он медик и находит вакцину…»
«Да что ж ты пристал к этим вирусам! – фыркала Надя. – Хотя этот получше первого. Человек, переболевший любовью, никогда не согласится на нелюбовь…» «Кто знает», – ответил ей тогда Барсуков.
Надя вообще не любила фантастику. И сюжеты, и происходящее ей казались ненастоящим, не связанным с реальной жизнью, с человеком. Бесполезным. Ее в свое время не увлекли ни Стругацкие, ни Лукьяненко, что уж говорить о сюжетах Толи Барсукова. Надо сказать, еще на первом курсе, когда он проявил свою заинтересованность, сперва Надя присмотрелась к однокурснику повнимательнее. В конце концов, любой женщине будет любопытно, кто же на этот раз не устоял перед ее чарами. Высокий, крепкий, даже будто чуть накачанный, Толика можно было назвать красивым, если бы не птичий нос, над которым торчали близкопосаженные рачьи глазки