Повелитель. Светлана Хромова
Однажды, когда Валя пригласила к себе на семинар, Надя прочитала пьесу однокурсницы, но ничего из нее не запомнила.
– Надо было ему десятку дать за то, что пальто подержал, – предложил вечно нахмуренный прозаик Петя Сипченко.
На зимней сессии он виртуозно сдал экзамен по русской литературе. Петя сел перед преподавателем и заявил: «Я не готовился к экзамену, у меня была депрессия. А перед этим запой». «Так…» – сказал Валерий Федорович Коротков, блестящий лектор и любимый многими преподаватель. Однако он был знаменит еще и тем, что ставил неуды на выпускных экзаменах. В то время, как в других вузах дошедшие до финальной сессии считались уже автоматически выпускниками и даже засыпавшегося студента вытягивали – в Литинституте было иначе. Завкафедрой новейшей русской литературы Коротков считал, что выпускник Литературного института обязан знать русскую литературу. И каждый год к курсу, сдающему экзамены, присоединялось некоторое количество заваливших госы по литературе прошлой весной.
Однако на обычных экзаменах Валерий Федорович вел себя гораздо мягче.
– О каком писателе вы хотели бы поговорить? – спросил он депрессивного студента.
– О Маяковском, – мрачно ответил Петр.
– Почему о Маяковском?
– Потому что он застрелился.
Поговорили они на отметку «хорошо».
– А он помог одеться? – спросила Даша Токмакова, веселая ясноглазая девушка с веснушками. Она писала стихи и могла часами говорить о поэзии. Даша помнила сотни стихотворений, а особую нежность питала к Фофанову и Эдгару По.
– Нет, что он, гардеробщик, что ли? – пожала плечами Надя.
– А чего тогда он всех раздевает, что ему куртка в аудитории сделала?
– Для него это не аудитория. Это дом.
– Ага, его личный, – пробурчала Ира Вербицкая, одна из немногих, учившихся в семинаре самого Весина, брюнетка с короткой стрижкой, всегда ходившая в сером свитере и с большим рюкзаком, словно турист, одолевающий горный перевал. Ира говорила редко и почти ни с кем не общалась, в свободное время между парами она садилась в любом месте, показавшемся ей подходящим, будь то подоконник в опустевшей аудитории или пол в коридоре, и читала. Однако все знали, что ее любимым прозаиком был Леонид Андреев, и своей первой книгой она хотела издать не собственные рассказы, а биографию любимого писателя.
– Нет. Наш общий, – ответила Надя.
Иногда, когда Весин ловил ее на опоздании и выдавал ехидный нагоняй, Надя злилась на Николая Сергеевича, но когда остывала, вспоминала о том, что именно Весин отстоял здание Литературного института в лихие девяностые. Ректор всеми правдами и неправдами держал оборону и не сдался даже когда подожгли его квартиру. Николая Сергеевича тогда спасли пожарные, эвакуировав с балкона. И кто знает – каким бы был Литературный институт без него.
Выскользнув из шумной столовой, Надя с Мариной спустились по Бронной и зашли в магазин, а после свернули в Богословский переулок и вышли на Тверской бульвар, по которому