Отрочество. Юность. Лев Толстой
не любил меня. У меня был маленький брат Johann и две сестры; но я был чужой в своём собственном семействе! Ich war ein Fremder in meiner eigenen Familie! Когда Johann делал глупости, папенька говорил: «С этим ребёнком Карлом мне не будет минуты покоя!», меня бранили и наказывали. Когда сёстры сердились между собой, папенька говорил: «Карл никогда не будет послушный мальчик!», меня бранили и наказывали. Одна моя добрая маменька любила и ласкала меня. Часто она говорила мне: «Карл! подите сюда, в мою комнату», и она потихоньку целовала меня. «Бедный, бедный Карл! – сказала она, – никто тебя не любит, но я ни на кого тебя не променяю. Об одном тебя просит твоя маменька, – говорила она мне, – учись хорошенько и будь всегда честным человеком, бог не остановит тебя! Trachte nur ein ehrlicher Deutscher zu werden – sagte sie – und der liebe Gott wird dich nicht verlassen!» И я старался. Когда мне минуло четырнадцать лет и я мог идти к причастию, моя маменька сказала моему папеньке: «Карл стал большой мальчик, Густав; что мы будем с ним делать?» И папенька сказал: «Я не знаю». Тогда маменька сказала: «Отдадим его в город к господину Шульц, пускай он будет сапожник!», и папенька сказал: «Хорошо», und mein Vater sagte «gut». Шесть лет и семь месяцев я жил в городе у сапожного мастера, и хозяин любил меня. Он сказал: «Карл хороший работник, и скоро он будет моим Geselle!»[10], но… человек предполагает, а бог располагает… в 1796 году была назначена Konskription[11], и все, кто мог служить, от восемнадцати до двадцать первого года, должны были собраться в город.
Папенька и брат Johann приехали в город, и мы вместе пошли бросить Los[12], кому быть Soldat и кому не быть Soldat. Johann вытащил дурной нумеро – он должен быть Soldat, я вытащил хороший нумеро – я не должен быть Soldat. И папенька сказал: «У меня был один сын, и с тем я должен расстаться! Ich hatte einen einzigen Sohn und von diesem muss ich mich trennen!»
Я взял его за руку и сказал: «Зачем вы сказали так, папенька? Пойдёмте со мной, я вам скажу что-нибудь». И папенька пошёл. Папенька пошёл, и мы сели в трактир за маленький столик. «Дайте нам пару Bierkrug[13]», – я сказал, и нам принесли. Мы выпили по стаканчик, и брат Johann тоже выпил.
– Папенька! – я сказал, – не говорите так, что «у вас был один сын, и вы с тем должны расстаться», у меня сердце хочет выпрыгнуть, когда я этого слышу. Брат Johann не будет служить – я буду Soldat!.. Карл здесь никому не нужен, и Карл будет Soldat.
– Вы честный человек, Карл Иваныч! – сказал мне папенька и поцеловал меня. – Du bist ein braver Bursche! – sagte mir mein Vater und küsste mich.
И я был Soldat!»
Глава IX
Продолжение предыдущей
«Тогда было страшное время, Николенька, – продолжал Карл Иваныч, – тогда был Наполеон[14]. Он хотел завоевать Германию, и мы защищали своё отечество до последней капли крови! und wir verteidigten unser Vaterland bis auf den letzten Tropfen Blut!
Я был под Ульм, я был под Аустерлиц! я был под Ваграм! ich war bei Wagram!»
– Неужели вы тоже воевали? – спросил я, с удивлением глядя на него. – Неужели вы тоже убивали людей?
Карл Иваныч тотчас же успокоил меня на этот счёт.
«Один раз французский Grenadir отстал от своих и упал на дороге. Я прибежал с ружьём и хотел проколоть его, aber der Franzose warf sein Gewehr und rief pardon
10
подмастерьем
11
рекрутский набор
12
жребий
13
кружек пива
14
…тогда был Наполеон – Карл Иваныч вспоминает наполеоновские войны 1805–1809 гг. и сражения, о которых речь пойдёт впоследствии в «Войне и мире».