Наследство последнего императора. Том 3. Николай Волынский
и смеясь, как вдруг испуганно воскликнули, наткнувшись на меня.
– Не бойтесь милые, – сказал я как можно убедительнее. – Скажите мне, кто в вашем селе? Красные есть?
– Какие там красные! Уже три дня как нет.
– А белые?
– Белых тоже нет, но есть чехи.
– Боже милостивый! – заплакал я. – Наконец-то!
– Ты чего, дядя? Что с тобой? – участливо спросили они.
Не успел я ответить, как откуда-то донёсся мощный рёв.
– Что это? – обескуражено спросил я, не веря своему счастью.
– Да ты чего-сь, дядя, чугунку никогда не видел?
Рёв паровоза ещё раз ворвался в деревенскую тишину.
– Паровоз гудит, а стука вагонов не слышно…
– Так станция, чай! Ярцево. Там депо и свои паровозы.
– Далеко?
– В нашем селе и станция. Ещё при царе Николке открыли.
Не попрощавшись с девушками, я скатился с пригорка и побежал на паровозный рёв.
Да, вот она – станция. И платформа. Дом станционного начальства, буфет рядом. Я не верил своим глазам: не сон передо мной, а действительная жизнь. Уже отчаялся к ней вернуться.
Поезда на станции не было, а паровоз оказался манёвровый – «кукушка», без тендера.
Платформа была полна народу – крестьяне, в основном, и солдат много. И все подряд щёлкают семечки подсолнуха – платформа усыпана шелухой, будто серым ковром.
В буфете мне дали на пять рублей тарелку жидкого супа и кусочек хлеба. Я набросился на еду с такой жадностью, что смутился сосед по столику и отдал мне свой хлеб – изрядный кусок ситного.
– Далеко ли собрался, старик? – спросил сосед.
Я сначала не понял и даже оглянулся – кого он спрашивает. А потом дошло – да, конечно. Старик с длинной полуседой бородой и в истерзанной одежде, в лаптях – это я, кто же ещё?
– Да вот в Екатеринбург собираюсь. А что, билет, чай, трудно получить?
– Какой там билет? – засмеялся сосед. – Ты в своей деревне и не слышал, что давно никаких билетов нет. Получить надо разрешение, особое, и отправляйся, куда пожелаешь.
– И как можно его получить? У кого?
– У начальника станции. Да только никакого начальника давно здесь нет.
– И что же теперь?
– Теперь разрешения чехи выдают. Но не всякому.
Пошёл я к начальнику станции.
В самом деле, за столом начальника сидел толстый австрийский военный с нашивкой из красной и белой ленточек на рукаве и с тремя нашивками на погонах. Он пил чай из самовара, и откусывал от огромного ломтя белого хлеба, на котором был слой масла толщиной в два пальца. Я не знал, как обратиться к нему и потому сказал как можно любезнее:
– Доброго здоровья вам, уважаемый господин офицер, и приятного аппетита.
Толстяк глянул на меня круглым глазом и молча продолжал жевать.
– Покорнейше прошу… – опять начал я.
Глаз