Наследство последнего императора. Том 3. Николай Волынский
правы. Расстрела для него мало. Да и живьём разорвать на части – несправедливое наказание. Слишком гуманное. Вот только насчёт его еврейства – чушь, сказки для дураков. Или для тех, кто свою бездарность оправдывает кознями всемирного кагала. Пархатое еврейство Керенского или того же Ленина есть увёртка для нашей кретинизированной интеллигенции и тупого офицерства. Для части офицерства, для части его, конечно! – поспешил добавить чиновник, со значением глядя в глаза Горшеневскому. – Для той, которая хоть и заблуждается, но – вполне добросовестно.
– Так-так, продолжайте, пожалуйста, – невозмутимо кивнул капитан.
– Керенский родился не так далеко от наших мест, там же, где и Ленин, – в Симбирске. По отцу он из духовенства, по матери – из потомственных дворян, хотя одна из прабабок Керенского была крепостной крестьянкой. Это точно, я специально интересовался. А вот что Керенский был масоном, – правда, но все молчат. И что всё Временное правительство было масонским – опять молчат! А почему молчат? Да потому что тайна сия ещё более страшная, и мировой кагал перед масонством просто меркнет.
– Вы так убеждены? – удивился Горшеневский.
– Абсолютно! – заверил Модестов.
– Да откуда же у вас такие сведения? Такие деликатные сведения?
– Деликатные – да, – с усмешкой согласился Модестов. – Из надёжного источника, будьте уверены7.
Горшеневский встал, подошёл к окну и задумался, глядя во двор.
– И все же с волосами у вас, сударь, не то вышло-с, – подал голос Чемодуров, обращаясь к Модестову.
– У меня? С моими? – расхохотался чиновник и шлёпнул ладонью себя по лысине. – Куда уж дальше?
– Великие княжны здесь уже стрижеными были. Только шляпки надевали, когда выходили из дому, чтоб внимания лишнего не привлекать, – веско заявил Чемодуров.
Модестов только усмехнулся.
– Вам бы… Вам бы, Терентий Иванович, отдохнуть, как следует. И поспать. Чтоб не воображали себе невесть что и не сочиняли.
– Да, надо бы, – грустно согласился старик. – Уж, наверное, в Тамбовской…
Вошёл давешний унтер. Принёс тюремную миску с горячей гречневой кашей и оловянную ложку. Поискал глазами, куда бы поставить.
Модестов взял свои костыли и тяжело поднялся со стула.
– На мой стол ставь, служивый, – предложил он. – Идите сюда, Терентий Иванович, откушайте на здоровье.
Чемодуров сидел над тарелкой и все не мог приступить к еде. Плакал, роняя слезы в кашу. Горшеневский громко кашлянул.
Старик поднял на него глаза и затих. Медленно проглотил первую ложку, посидел и зачерпнул второй раз.
– Вот и хорошо, – ободряюще улыбнулся капитан. – Вот и славно.
Когда Чемодуров доел и попытался встать, комната закружилась, и он с трудом устоял.
– Благодарю покорно, – выговорил Чемодуров. – Теперь я могу к себе?
– К себе?
Двоюродный брат Модестова, приват-доцент Александр Порфирин, состоял в русской военной масонской ложе петроградского филиала «Великий Восток Франции». Был ли сам Модестов масоном, точно не известно