Изменить будущее. Михаил Васильевич Шелест
бы.
– А будешь?
– Если нальют…
– Ха-ха-ха, – рассмеялся Ивашутин. – С тобой весело. Ни одной ошибки… Ни одной… Так не бывает. Ни мимикой, ни жестом, ни словом… Словно у себя дома.
«Так я и есть у себя дома», – подумал я. – «Я даже смогу вскрыть, наверное, некоторые сейфы и кабинетные двери. Бородки своего ключа я хоть сейчас нарисую. Вот бы они удивились».
– Ты что задумался? – Сахару сколько будешь?
– Пару кусочков.
– Ну так клади.
Я положил, размешал, отпил.
– Бублик бери. Так что ты знаешь про шпионов?
– Про предателей? – Спросил я.
Ивашутин быстро-быстро закачал головой из стороны в сторону и поднял в удивлении брови.
– Давай про предателей, – махнул он рукой.
Я хлебнул чай, прожевал и проглотил бублик.
– Предатели были есть и будут. Продать и предать – одно и тоже. Они продают сведения, значит их надо лишить сведений и возможности передать сведения.
– Как у тебя всё просто… Как же их лишишь, когда мы не знаем, кто предатель. Кого-лишать-то? Всех? А работать кто будет?
Ну… Хотя бы тех, кто знает агентов. Зачем их выпускать заграницу? Ну зачем выпускать за границу того, кого уже когда-то пытались вербовать, и он работает секретарём парткома и знает всех сотрудников внешней разведки, потому что они все члены КПСС? Зачем его выпускать за кордон.
– Это ты о ком?
– Это я, как пример.
– Ни хрена себе пример, – аж подпрыгнул генерал. – Ты откуда это взял?
– Вы меня удивляете, товарищ генерал. Ваши сотрудники члены партии?
Ивашутин мотнул головой.
– Партийный учёт никто не отменял. Обезличено взносы платить… сложно. Может быть… но нет. Вряд ли… То есть парторга никак нельзя выпускать туда, – я показал большим пальцем за спину.
– И кто кого выпустил?
Я пожал плечами.
– Вы же готовите в Краснознамённом Институте кадры? А там у вас много проходит…
– Ты и про институт слышал? Снова Голос?
– А где ещё? – Пожал плечами я. – Как-то сказали: «Институт шпионов в Балашихе», а я вспомнил, как мама рассказывала про их секретаря парткома, которая потеряла карточки с данными и фотографиями… Вернее, случайно выкинула их на помойку… Вот я и подумал: «Кто-нибудь может выкинуть карточки наших разведчиков».
– Когда это было?
– Давно… Лет пять назад.
– Тебе лет то сколько было?
– Э-э-э… Двенадцать, наверное, не помню я.
– И ты думал о разведчиках?
– А кто о них не думал?
Сейчас я думал, не перегнул ли я палку? Не переиграл ли себя? Ивашутин в НКВД с 1940-го года и хитрецов перевидал всяких. Молодых в том числе. Таких, как я, он щёлкал, как орехи. В военные годы он раскусил бы меня уже через пять минут, щипчиками. Но сейчас, слава богу, школьников пытать запрещено.
Разговор скомкался. И допивал чай. Ивашутин сидел, задумавшись и смотрел на экран. Потом генерал вышел из раздумий и спросил:
– А у тебя отец кем служил?
– Радистом, –