Спасти настоящее. Михаил Васильевич Шелест
услышал я сзади и оглянулся.
В дверях квартиры напротив стоял человек в сером пальто и шляпе. У человека в правой руке, прижатой к телу, имелся пистолет с непропорционально удлинённым дулом.
– Заходите-заходите, – повторил он.
Я удивился его беспечности, но, когда посмотрел вглубь «своей» прихожей, увидел ещё одного человека, чуть моложе, одетого в лёгкую куртку «ветровку» коричневого цвета. У него аналогичный пистолет находился в левой руке.
Мелькнула мысль, что они могли бы попасть друг в друга если бы я смог уклониться в сторону, но снизу по лестнице поднимался третий.
– Обложили, как Плейшнера, – сказал я.
– Яду дать? – Спросил поднимающийся.
– Свой имеется, но не дождётесь, – буркнул я. – У нас мало времени. Мне в управление к восьми тридцати.
– Ну, тогда заходи, Михал Васильевич. Не стой в дверях. Нам тоже на работу надо.
– А это, что у вас? Хобби? – Спросил я, зашагивая в прихожую и проходя в зал не разуваясь.
В зале в кресле сидел четвёртый. И его я узнал. Мы сталкивались с ним в фонде Иваныча в начале девяностых, и он меня должен был помнить. Тогда. Но не сейчас. Сейчас помнил его я, но не он.
– Проходи, садись
– Спасибо, Евгений Петрович.
– Ты меня знаешь, – не спросил, а констатировал он. – Откуда?
– Я тоже учился в школе.
– Не ври старшим. В школе не принято поминать имена прошлых руководителей. Настоящего-то не все знают, а тем более видели. Значит так, да? Значит ты у нас Ванга, да?
Из своей прошлой жизни я знал, что этот человек посвятил всю свою жизнь созданию своей собственной агентуры и этому научил некоторых своих учеников, введя их в свой ближний круг.
Путём собственных изысканий я несколько расширил своё понимание значимости его участия в подготовки перестройки, но не собирался об этом ему говорить. Из всего прочитанного, услышанного про него, я понял, что это человек по своей сути беспринципный, и мог перешагнуть через любые принципы, если они мешали его идее перестроить СССР.
Моё положение в СССР было критичным. Про перестройку и её основателей я знал всё, но сообщить об этом не мог даже Дроздову. Это убило бы Юрия Ивановича и морально, и, скорее всего, физически. Конечно, я оставил свои записки в «надёжном месте», но гарантировать их доставку адресатам после моей гибели было невозможно.
– Дроздов упоминал? Скажи честно.
– Я свои источники не сдаю, – нагло ухмыльнулся я. – И вы можете отрезать мне даже руку.
Собеседник смотрел на меня ровно и пристально, почти не моргая. Его крупное, несколько вытянутое лицо с «хорошим» подбородком было спокойным.
– Времени, действительно, немного и, ты, в принципе мне уже всё сообщил, чтобы понять, что ты опасен. А я тебя увидел и запомнил. Жить ты будешь, но жить в ежеминутном ожидании гибели. А я пока решу, что с тобой делать. Может быть ты и пригодишься. Где меня искать, ты, надеюсь, знаешь?
– В Торгово-промышленной палате.
– Ещё раз удивил.
Он поднялся