Перед рассветом. Арсений Дмитриевич Ляхов
по тебе очень соскучился!»
– «Я тоже! Что? Тёма, Гришка здесь…то есть не слышишь?»
– «Наташ, я их тоже не слышу, я не вижу их сигнал».
– «Может они слишком далеко?»
– «Может быть. Ты не представляешь, как я рад с кем-то пообщаться.»
– «Я тоже очень рада. Как ты? Ты можешь двигаться?»
– «Нет, ещё…» – он резко вспомнил, – «Наташа! Срочно, скажи всем, что нельзя двигаться еще месяц! Срочно!»
– «Что? Почему? Об…Гришка говорит, что нельзя двигаться ещё месяц».
– «Наташ, ко мне приходили солдаты – кормить. Обычные солдаты, не врачи. Они проговорились случайно – думали, не слышу. Эти «пара-медики» специально ждут, когда мы начнем двигаться. Они…»
– «Стой! Почему? Я ничего не слышала об этом, ко мне приходили только врачи, они молчали и… Ребят, заткнитесь, иначе я оборву с вами связь!»
– «Я пытаюсь объяснить, Наташ. У них есть какая-то сыворотка что ли? Солдаты, когда базарили, назвали ее СПП2, но это не важно. Эта сыворотка то ли может подчинить нас, то ли что-то еще. Ну…Ну согласись, что они бы не стали превращать нас, без нашего же согласия в оружие, или кем мы теперь являемся? Они обязательно подстраховались».
– «Гриш, я тебе верю. Я сама ничего не слышала от этих. Что? (Пауза). Гриш, тут Тёма говорит, что слышал, что нам действительно собираются что-то ввести, какую-то инъекцию».
– «Вот, вот! Эти тоже, значит, проговорились, похоже их просто загоняло это начальство, они друг другу жаловались, что их все достало. Они говорили, что я и еще трое растут быстрее остальных. Кто четвертый из нас?
– «А! Это Никита. Он, кстати, больше всех радовался новому телу и возможностям, несмотря на то, что мы два месяца ничего не чувствовали. Непоседа!»
– «Передай и Артему, и Никите, что месяц двигаться нельзя, иначе они воспользуются этой сывороткой».
– «Хорошо. А почему месяц, Гриш?»
– «Ну эти, блин, сказали, что типа сейчас колоть рано, т.к. это может нас убить, нужно, чтобы мы начали двигаться и немного окрепли, а через месяц, по их словам, мы должны полностью окрепнуть, и чешуя должна начать расти, т. е. будет поздно, для введения сыворотки…я не уверен, но…честно – они так сказали, думая, что я не слышу».
– «Я верю, Гриш. Я скажу ребятам».
Он вздохнул с облегчением и добавил:
– «Я тебя люблю, Наташ».
Наступила пауза, довольно долгая.
– «Я тоже…», – ответила она спустя некоторое время.
Дальше она стала рассказывать всё, что ей сказал Гришка, а сам Гришка молчал, ему было чертовски приятно слышать её голос прямо у себя в голове. Теперь он точно знал, он не один, ребята живые и прибывают в таком же состоянии, что и он, теперь не придётся волноваться о том, что в них введут какую-то сыворотку, и они станут марионетками.
Наташа закончила повествование и снова обратилась к Гришке:
– «Гриш, тут ребята спрашивают, как ты себя чувствуешь?»
– «На много лучше, чем три дня назад. Я только тогда начал слышать. У меня вопрос к вам?»
– «Что