Трагедия 1941 года. Арсен Мартиросян
на нашу сторону страны-сателлиты, подпавшие под влияние и зависимость гитлеровской Германии».
Уже только по этому примеру любой может оценить, чего стоят лживые байки Хрущева, Жукова и иже с ними о том, что-де Сталин верил Гитлеру. У Сталина всегда была четко принципиальная позиция, и, в отличие от Жукова или Хрущева, он не колебался в унисон зигзагам «генеральной линии». Так что вопрос о том, верил или не верил, – закрыт! Раз и навсегда! Не верил! Никогда не верил!
И второй пример. Менее чем за месяц до нападения Германии, 24 мая 1941 г. на расширенном заседании Политбюро ЦК ВКП(б), в котором участвовал высший командный состав РККА, Сталин прямо заявил: «Обстановка обостряется с каждым днем, и очень похоже, что мы можем подвергнуться внезапному нападению со стороны фашистской Германии». А вообще, по признанию Молотова, Сталин многократно напоминал на заседаниях Политбюро об угрозе нападения Германии на СССР.
Для сведения читателей. Это заявление Сталина от 24 мая 1941 г. было обусловлено тем, что накануне он получил от разведки прямое документальное подтверждение того, что график военных перевозок Германии переведен в режим максимального уплотнения, что в переводе с немецкого генштабовского на русский язык означало, что все приготовления Германии переведены в режим отсчета времени «Х». Так на военном языке называется финишный этап подготовки к нападению.
Какие еще нужны доказательства того, что Сталин никогда не верил Гитлеру, но поступал в отношении Германии сугубо прагматично, исходя только из интересов безопасности Советского Союза?!
Миф № 12. Трагедия 22 июня 1941 года произошла потому, что Сталин доверял исходившей от агента Гитлера – Геббельса – Риббентропа информации
Речь идет о «специально» подставленном советской разведке агенте гестапо Петере, который на Лубянке числился под псевдонимом Лицеист. О «двойном дне» Лицеиста в Москве знали – и внешнеполитическая разведка НКВД-НКГБ, и военная разведка СССР располагали настолько сильными агентурными позициями в МИДе Германии, что быстрое определение истинного лица Лицеиста не составило никакого труда. Достаточно сказать, что в непосредственном окружении Риббентропа действовала агент Юна (она же Марта, она же Августа), с которой работала одна из самых выдающихся разведчиц того периода Елена Зарубина. Не говоря уже об окрещенном в отечественной литературе «нашим человеком в гестапо», знаменитом ныне агенте Брайтенбахе (Вилли Леман) и иных возможностях нашей разведки.
Основная интрига в истории с Лицеистом в следующем. Как правило, ее используют в качестве якобы убойного аргумента при доказательстве полностью беспочвенного мифа о том, что едва ли не по наивности Сталин испытывал трепетное доверие к исходившей от этого агента информации, в составлении которой принимал