.
и когда она доехала до моей машины, то бросила велосипед на тротуар и села рядом с со мной.
– Трогай, – сказала она. Задыхаясь. Она была вся красная.
– В чем дело?
– Я не могу туда вернуться.
– Что? Почему? Что случилось?
– Давай уже поедем, а?
Я завел мотор. И следуя инструкциям Мор, поворот за поворотом, выехал из поселка.
Покосившись на нее, я отметил, что ее лицо изменилось. Стало напряженным. Строгим. Она кусала губы. Даже ее нежные округлые щеки были втянуты. Скулы выпирали. Теперь на лице проступили неприятные острые углы, которых я раньше не видел.
– Куда? – спросил я, когда мы наконец выехали на шоссе.
– Если бы я знала, – ответила она неприятным тоном. Грубо.
Я остановился на обочине. Положил руку ей на бедро. Чтобы успокоить.
Она сбросила мою руку и сказала: ты мешаешь мне думать.
Я вернул руку на руль и подумал: почему она так со мной говорит? И вторая мысль: если сейчас рвануть, то, может, я еще успею сегодня увидеть Лиори.
– О’кей. – Мор наконец приняла решение. – Поезжай прямо, потом, на перекрестке, налево. Через две-три минуты слева будет грунтовая дорога.
Только сейчас, постфактум, я понимаю, сколько всего подозрительного было на пути. Но в этом-то и проблема: все, что вызывает подозрение, ты поначалу словно не замечаешь.
Например, как нас встретила ее подруга детства – пока мы ехали, Мор рассказывала о ней и называла ее «мое спасение в школе», «единственная во всей параллели, кто понимал мой юмор» и «единственная, кроме меня, кто слушал Radiohead».
Когда мы добрались до глинобитного дома ее подруги, было уже темно. В домике только на окнах горело несколько свечей. Потом я понял, что во всем этом поселке не было ни электричества, ни телефона, ни вай-фая. По идеологическим причинам.
Мы постучали в деревянную дверь. Нам открыла молодая девушка, ровесница Мор. Она вытаращила глаза, как будто Мор воскресла из мертвых.
Мор широко улыбнулась ей, однако ответной улыбки не получила. Они обнялись на пороге, но было видно, что подруга хочет как можно быстрее высвободиться из объятий.
– О Офелия, – произнесла Мор, все еще держа ее за талию, – были ль вы здоровы это время?[28]
Из кухни прибежал эффектный мужчина в широких белых штанах, с маленькой девочкой на руках.
– Дорогая, почему бы гостям не зайти? Мы как раз садимся ужинать.
– А ты разве не сидишь сейчас шиву? То есть я… соболезную… я собиралась приехать завтра, – сказала Офелия и сделала шаг назад.
– Мне нужно было немного проветриться, – ответила Мор и вошла в дом. – Ты ведь помнишь родных Ронена, с ними тяжело.
Это Омри, – наконец представила она меня. – Он был с нами в Боливии. А это Гили, моя лучшая подруга с тех пор, как… мы играли Офелию и Гамлета в спектакле нашего местного молодежного театра. А это… ее муж. Прости, как тебя зовут?
– Ошер, – ответил молодой человек и жестом пригласил нас в гостиную – низкий стол, вокруг разбросаны подушки.
Мы поужинали. Разная здоровая еда. Зеленый
На самом деле в пьесе У. Шекспира с этим вопросом Офелия обращается к Гамлету (перевод Б. Пастернака).