Картежник 1. Ваши не пляшут. Александр Сухов
С тех пор моя вера в справедливого боженьку сильно пошатнулась. Вполне допускаю, что я мог бы стать истовым христианином, но между мной и Господом однажды встало чудовище в образе злой бабки с притвора со злым фанатичным взором и трясущимися от гнева брылами. С тех пор всякие попытки заманить меня в храм натыкались на мое внутреннее противление.
Как бы, в наказание за мой атеизм, навязчивая сущность Володьки Зубова начала обрастать разного рода подробностями, будто на самом деле параллельно с моей реальной жизнью безродного детдомовца впоследствии профессионального картежника я прожил почти пятнадцать лет в теле парнишки из крестьянского сословия, живущего в небольшом сельце Бобровка, Климовского уезда, Воронежской губернии в полутысяче с половиной верст южнее столицы Российской Империи города Москвы. На дворе одна тысяча девятьсот двадцать третий год от рождества Христова или семь тысяч четыреста тридцать первый от Сотворения Мира.
Оба-на! Надо же, как глубоко пустила корни проклятая шиза в моей башке! Я ведь явственно представляю лица своих якобы родителей, сестрицы и братанов и еще кучи много народа, существующего в моем воспаленном сознании. Сука, мне теперь точно не миновать пристального внимания психиатров ибо при таких обстоятельствах таиться смысла не имеет – лечиться, лечиться и лечиться, батенька, как завещали величайшие столпы психиатрии Сербский и Кащенко. Главное, чтобы мое состояние не переросло в неуправляемое буйство, а по-тихому, никому не мешая, можно жить и среди людей. Глядь, когда-нибудь и рассосется.
Ладно, отставим покамест в сторонку навязчивые мысли, принадлежащие якобы реально существующему парнишке.
С трудом разлепив глаза, поохал от невыносимой рези, но на сей раз мне удалось удержать веки в открытом состоянии. Резкость, правда, хреновая, все плывет. Пока восстанавливалось зрение, поводил вокруг себя руками. Блин, это я что, на травке валяюсь? А я-то думаю, что это мне так жестко. Ладно нажрался до белой горячки, а вот каким образом за городом очутился? Непонятно. Ясное дело, в Москве на газоне или в парке мне разлеживаться никто бы не позволил. К тому же, не слышно шума снующих туда-сюда автомобилей и голосов людей. Значит, я за городом, скорее всего в лесу или в поле.
Сфокусировавшееся наконец зрение показало довольно неприглядную картинку. Угрюмые серые небеса. Воздух сырой, ноздри щекочет запах какой-то дряни. Принюхался, определенно несет тухлятиной, если по-научному – активно разлагающейся органикой животного происхождения. Я хоть институтов не заканчивал, но мой пытливый ум налету хватает и усваивает всякую информацию, коей в наше время отовсюду льется бурными потоками, хотя бы из утюга.
«Гнилое болото, – подсказала моя вторая крестьянская сущность, – клюквы, брусники, даже гонобобеля тут отродясь не бывало».
Какие, на хрен, гонобобели?! Я и слов-то таких не знаю… перед внутренним взором тут же нарисовалось ведерко до краев наполненное сизой крупной