Персидский гамбит. Полководцы и дипломаты. Владимир Шигин
кладбища было завалено мертвыми и умирающими. Но серьезные потери были и у нас. Одновременно с атаками персы поставили неподалеку четыре батареи фальконетов, которые теперь осыпали защитников холма горячим свинцом. К вечеру из строя убитыми и ранеными выбыло уже больше сотен егерей, а атаки все продолжались и продолжались…
Уже в сумерках Аббас-Мирза отвел войска на отдых, и егеря получили некоторую передышку.
Оценив свои потери, Аббас-Мирза впал в уныние и свой пыл поумерил. А потому весь следующий день ограничивался приведением армии в порядок и обстрелом нашей позиции из фальконетов. Где-то после полудня предложил он Карягину и почетную капитуляцию, которая была, разумеется, немедленно отвергнута.
– Вся моя надежда на карабахского хана, который присягнул на верность России, – сказал Карягин Котляревскому. – Если он вместе с Лисаневичем двинется на Аббаса-Мирзу, то нам сразу станет легче.
– Я на помощь хана не надеюсь, не тот расклад сил сейчас, чтобы он держал нашу сторону! – ответил тот и был недалек от истины.
К этому времени коварный Ибрагим Халил-хан уже изменил своему слову, и его старший сын с карабахской конницей находился в стане персов.
Об измене карабахского хана знал Цицианов, но и он мало что мог в данном случае сделать. Лишь послал прокламацию в Карабах, но не к тамошним татарам, а к армянам: «Неужели вы, армяне Карабаха, доселе славившиеся своей храбростью, переменились, сделались женоподобными и похожими на других армян, занимающихся только торговыми промыслами… – писал Цицианов. – Опомнитесь! Вспомните прежнюю вашу храбрость, будьте готовы к победам и покажите, что вы и теперь те же храбрые карабахцы, как были прежде страхом для персидской конницы».
Впрочем, толку от этой прокламации не было никакого, как и надежд на помощь из Шуши, где, окруженный со всех сторон, батальон Лисаневича уже сражался с изменником ханом.
На третий день противостояния Аббаса-Мирзы и Карягина, желая ускорить развязку, персы отвели от русского лагеря воду и усилили артиллерийский обстрел. С этого момента положение отряда стало совершенно невыносимым, а потери росли с катастрофической быстротой. Сам Карягин к этому времени был уже контужен три раза в грудь и в голову, а также ранен навылет пулей в бок. Большинство офицеров также было ранено, а после проведенной переклички выяснилось, что годных к бою егерей осталось не более полутора сотен. Ко всему этому прибавлялась нестерпимая жажда и испепеляющее горное солнце.
Ближе к вечеру Карягин собрал офицеров.
– Вы и сами видите, господа, дело наше плохо, – начал без обиняков. – Половина из нас уже перебита. Еще один день такой обороны – и в живых не останется никого. А потому будем делать вылазку в стан врага, чтобы поколебать его решимость.
Два десятка егерей во главе с поручиком Ладинским Карягин определил для уничтожения батарей фальконетов.
Петя Ладинский был всеобщим любимцем. Его обожали и офицеры,