Невостребованная любовь. Детство. Татьяна Черникова
вызывающе подбо-ченилась тётка.
– Если бы тебя посадили, ты сидела бы за себя.
– Ты, святоша, со своим братцем тоже со стола отца с матерью ели. Не объедали бы стариков, может, и горох не понадобился бы!
Муж тётки проснулся, в одних трусах вывалился из горницы:
– Чего орём бабы? Кто тут куда, какой горох? А ты, – обратился он к Наде, – чего стоишь, иди со скотиной управляйся! Чего смотришь, думаешь, тебя в три-то глотки тут запросто так кормить будут? Давай, давай иди!
Зашароебился и шлёпнулся задом на лавку. Люба испуганно смотрела на мужа: а вдруг он всё слышал. Но Пётр снова захрапел и чуть не свалился на пол с лавки, Люба поддержала его и наклонила обмякшее тело пьяного мужа вдоль лавки, чтобы впредь не упал.
Надя молча одела девочек, взяла младшую на руки и свой кошель, старшую едва растормошила, принуждая ту пойти за ней. У порога остановилась, перехватила кошель в другую руку, в которой держала ребёнка, и свободной рукой погладила пальто, что висело на вешалке у входа, и сказала:
– Пальто-то мамино. Ты взяла его на вечер, на свидание сходить, а всё ещё носишь! – не прощаясь, вышла из избы. Хлопнувшая дверь, привела в чувство Петра, он обвёл избу мутным взглядом и спросил:
– А эти-то где?
– Ушли, – ответила жена.
– Так это, что получается? Я их выгнал? – едва ворочал языком муж.
– Ну, выгнал, так выгнал, – с довольными нотками в голосе сказала жена.
– Нехорошо как-то на ночь с детьми-то, – изобразил на лице Пётр раздумье.
– Ничего. Тут всего четыре километра, дойдут, – успокоила Люба мужа, – через час дома будут.
Люба переживёт всех своих сестёр. Но Бог не забудет о её грехе. Она переживёт своего второго сына. Переживёт своего младшего сына – шестого из детей, который получит ранение в позвоночник во время войны в Афганистане. Он вернётся в село, женится на женщине с ребёнком, усыновит её сына. Жена ему родит дочь, а позже ещё двух сыновей. Старая рана даст о себе знать, врачи предрекут ему полную неподвижность. Он повесится, оставив записку: «Хочу, чтоб мои дети запомнили меня здоровым».
Показал отец «дорогу» своим сыновьям: спустя несколько лет на кладбище, после погребения покойницы бабы Любы, когда народ стал расходиться, я повернулась в ту сторону, где, помнилось мне, должна быть могила младшего сына бабы Любы – тёзки и друга моего родного брата Василия, с которым я приехала на похороны, – мне сказали:
– Да, вот здесь могилка Васи и его сыновей.
– Как сыновей?! – меня словно током ударило.
– Все трое повесились, – тихо сказала женщина.
– Как повесились? Как это – втроём повесились?
– Они не враз. Они по очереди, через некоторое время. Тёмная здесь история.
Так вот на кладбище центральной усадьбы совхоза находится могила Василия Семёнова, младшего сына бабы Любы, а рядом три могилы его сыновей…
Ни один художник никогда не напишет такой картины, какие картины дарит нам природа. Ни один писатель, или сценарист не придумает