Огненный омут. Симона Вилар
я отправил его и Ингрид к деду с бабкой в Байе, ибо на границе с Бретанью слишком неспокойно. У меня был горячий год, и бретоны поклялись отомстить мне за походы на них. Но они слишком слабы, поэтому я, наплевав на их угрозы, решил поискать воинской славы с Ролло во Франкии.
Он тут же стал сообщать Ролло, что привез с собой викингов из Котантена, и все они страстно желают добиться славы и золота под предводительством непобедимого Ролло. Конунг видел их, спускающихся по сходням на пристань. Эти викинги разительно отличались от его норманнов как плохим знанием местных наречий, так и внешним видом. Обычаи франков мало повлияли на них, и они, как у себя на родине, носили штаны из овчины, многие были полураздеты, некоторые были просто в шкурах, с накинутой на головы пастью рыси или головой кабана с клыками, но оружие у них было превосходное: знаменитой нормандской стали мечи, копья и секиры, а так же утыканные шипами большие булавы.
Ролло с удовольствием разглядывал своих новых воинов, пока его внимание не привлекла сошедшая с одного из драккаров женщина в темном покрывале монахини.
– Клянусь священными родами… Это еще что такое?
Эмма тоже посмотрела на сошедшую, а через миг изумленно всплеснула руками.
– О, святые угодники! Да это же Лив!
Олаф смеялся.
– Решили устроить тебе сюрприз, рыжая. Никак в Байе вы были подружками с дочерью Ботто Белого.
Лив двигалась медленно, женственно покачивая бедрами. На ней было черное одеяние монахини строгого покроя, но на скандинавке оно смотрелось как-то иначе, не аскетично: стянутое плетенным шелковым пояском в талии, оно словно бы подчеркивало ее выпуклые бедра и волнующие линии тела. А ее знаменитая улыбка, чувственная и манящая, в синих глазах – целое море обещания!
Эмма была поражена.
– К чему эти шутки с переодеванием?
– Да она и в самом деле стала монахиней! – засмеялся Олаф, притягивая Лив за плечи. – Но это такая монахиня, что мои парни забывали грести, когда она прохаживалась между скамей гребцов.
Эмма могла это понять. В Лив, с ее вызывающей красотой, безвольным лицом и томным взором было нечто настолько откровенно плотское… И Эмме совсем не понравилось, с какой улыбкой оглядел ее муж дочь Ботто. Но с самой Лив она старалась держаться приветливо, хотя и намекнула, что если та решила стать одной из невест Христовых, то она не позволит ей распутничать под своим кровом.
Лив, конечно же, согласилась. Но Эмма не больно-то верила в ее покладистость. Поэтому сразу и проводила гостью в отдельные покои, но довольно резко ответила, когда та стала просить у Эммы примерить ее жемчужную диадему.
– Кажется, тебе это ни к чему. Ты ведь теперь монахиня.
Лив лишь пожала плечами.
– Я сделала это назло отцу. Представляешь, Птичка, он задумал выдать меня за ярла из Котантена, а тот стар, вонюч, да еще и поднял на меня руку, хоть мы еще и не были женаты. А когда я пожаловалась родителю, он сказал, что мне и нужен такой супруг, который сможет меня удержать. Что