Время тлеть и время цвести. Том первый. Галина Тер-Микаэлян
на своем плече руку дяди Васи, который неслышно подошел и уже несколько минут прислушивался к разговору.
– Родители у нее хорошие люди были, Ваня, – врачи. Они в Среднюю Азию ездили людей лечить, когда там чума была. Там и остались.
Надя знала, что родители ее совсем молодыми действительно ездили куда-то во время эпидемии чумы, но она знала также, что они вернулись из этой экспедиции живыми. Взгляд девушки скользнул по спокойному и доброжелательному лицу старика-мастера – на какой-то миг ей почудилось, что в его слезящихся глазах мелькнуло странное выражение, и она, вспыхнув, потупилась. Однако Иван истолковал ее смущение по-своему.
– Тут стесняться не надо, гордиться нужно, Малинина. Твои родители хоть и не на войне, но все равно жизнь за простых людей отдали. Так что и тебе тоже прямая дорога в комсомол. Дашь рекомендацию, Василь Петрович?
Тот погладил рукой бородку, долго задумчиво смотрел на Надежду, а она ждала, не поднимая глаз и нутром ощущая витавшее в воздухе напряжение. Один комсорг Иван Яхов был спокоен – он ведь не ведал, что просит у старого коммуниста дать рекомендацию в комсомол дочери «врага народа». Наконец Василий Петрович медленно произнес:
– А что ж, дивчина хорошая, умом бог не обидел, и в цеху старается – работает на совесть. Так что я рекомендацию подпишу, а ты уж, Иван, подумай, чтоб ей, как вечернюю школу окончит, комсомольскую путевку в институт дали – пусть работает и учится. Головастая она.
– Конечно, Василий Петрович, я и сам на следующий год в институт поступаю – стране молодые специалисты нужны.
Он улыбнулся Надежде – красивый, высокий, черноглазый, с открытой белозубой улыбкой. Она покраснела и опустила глаза под его взглядом.
– Хороший парень, – сказал задумчиво Василий Петрович, когда Иван отошел. – Скромный, серьезный и собой видный. В общежитии нашем живет – детдомовский. Девки вокруг него вьюном вьются, но чтобы с кем-то у него особо серьезно – я не замечал. А на тебя, видала, как смотрел?
– Да что вы, дядя Вася! – смутилась Надежда.
– Да я-то ничего, ваше дело молодое. Только ты это, смотри – поцелуи они, конечно, поцелуями, но… Короче, ты лучше меньше говори о родителях – даже, если кто тебе очень и полюбится. Побольше слушай – слушать, оно, всегда полезней. Ясно?
Надежда поняла. Она опустила голову и тихо прошептала.
– Да. Спасибо, дядя Вася.
Но старик уже отошел, не расслышав или сделав вид, что не расслышал ее слов.
Поженились они с Иваном в марте сорок девятого. Яхов переехал к ним с бабушкой из общежития со своим потертым чемоданчиком и стопкой книг. В доме немедленно почувствовалось присутствие мужчины – покосившиеся двери перестали скрипеть, вода из крана на кухне уже не капала круглые сутки, а в воздухе постоянно стоял запах крепкой махорки. Соседки нахвалиться не могли на нового жильца и в один голос уверяли Надежду, что муж ей достался золотой – красавец и непьющий, главное.
Часто вечерами, когда Надя возилась у плиты, Иван доставал гитару и, примостившись