Время тлеть и время цвести. Том первый. Галина Тер-Микаэлян
у врачей районной поликлиники, она решила посоветоваться со словоохотливой старушкой-невропатологом:
– В детстве у моего сына признавали задержку развития, он даже учился в специальной школе, но сейчас вроде бы стал не хуже других, работает. Возьмут его в армию? Вот у меня его справки от детского врача, вы не посмотрите?
Доктор просмотрела медицинское заключение и пожала плечами:
– Вы его, смотрю, в последний раз показывали детскому психиатру четыре года назад, у подросткового специалиста на учет вообще не поставили. Что же вы так, мамочка?
– Да его, собственно, ничего особо не беспокоило – учился в ПТУ, никто из учителей не жаловался.
– Не в этом дело, а в том, что у нас каждое ведомство занимается своим делом. Ваш мальчик с его заболеванием мобилизации не подлежит, но кто знает о его болезни? Подростковый психиатр подает в сведениях «здоров», я тоже напишу «здоров», и комиссия в военкомате признает его годным к службе. Теперь вам, мамочка, срочно придется подсуетиться, соберите все старые справки.
– Но почему ему нельзя служить? Он выровнялся, работает, совершенно нормальный парень, играет в футбол. Мне кажется, армия пошла бы ему на пользу – армия воспитывает, – в голосе Надежды прозвучало раздражение, и старенькая невропатолог неожиданно насупилась:
– Я объясняю вам еще раз: в результате перенесенной в детстве алкогольной интоксикации у вашего сына необратимо поврежден мозг. Внешне он выровнялся, но окончательно здоровым не будет никогда, с этим нужно смириться, – скользнув взглядом по уже округлившемуся животу сидящей перед ней женщины, она слегка прищурилась: – Или отправить его в армию входит в ваши планы? Сын мешает вашей личной жизни?
Надежда вспыхнула и поднялась.
– Извините, что я отнимаю у вас время. Думаю, что со своими личными проблемами разберусь без вашей помощи.
Она не стала собирать справки, убедив себя в том, что невропатолог – вредная и выжившая из ума старуха. Весной медкомиссия в военкомате признала Мишку годным к строевой службе, в июне он уехал. Матери не написал – прислал письмо своей девушке-лимитчице, и она, позвонив Надежде, со скрытым торжеством в голосе пропела:
– Здравствуйте, Надежда Семеновна, мне от Мишки письмо, и вам просит сказать, чтобы вы, значит, не волновались.
– Спасибо, – сухо ответила Надежда, – я и не волнуюсь – если у Миши что-то будет не в порядке, то мне сообщат в первую очередь, потому что я его мать, так что ты можешь не утруждать себя и мне не звонить.
Девчонка обиделась и больше не звонила, а Надежда о сыне и вправду не тревожилась – чего волноваться, служба есть служба, а армия мужчине ничего кроме пользы не приносит. В декрет она ушла в июле, в самую жару. Гулять и за покупками старалась выходить ближе к вечеру, когда повеет прохладой. Брела до Суворовского проспекта, потом возвращалась назад – далеко ходить не хотелось. Со звериной силой к горлу подступала тоска по Александру, хотелось бежать от воспоминаний, но бежать было некуда. Терзалась