Каждый дар – это проклятие. Кэролайн О’Донохью
рты, – отвечаю я, делая вид, что все просто. – Ну а Холли с Фионном, наверное, расстанутся. Или, не знаю, переживут как-нибудь. Как это делают «популярные» ученики и ученицы.
– Как? – резко спрашивает Фиона. – Наладить отношения в школе уже не получится. А скоро все разойдутся навсегда. Ты, возможно, только что изменила траекторию всей их жизни.
Чувство вины холодом погружается в желудок, черной змеей затягивается в узел.
– Не преувеличивай. Кроме того, подумаешь, какие у них заботы. Не чета нашим. Подумаем лучше о нас.
– Да, – говорит она с отвращением. – Подумаем о нас.
Я надеялась, что после того, как мы придем ко мне, холод немного растает, но ошибалась. Девочки одалживают у меня обувь, вызывают такси и ждут в тишине. Атмосфера не улучшается, даже когда они садятся за мой кухонный стол, уставившись в свои телефоны.
– Холли ослепла, – пытаюсь я снять напряжение. – Может, поговорим хотя бы об этом?
Они откладывают телефоны нарочито агрессивно, как будто их об этом сердито просят родители за обедом.
– Думаю, теперь об этом будут вспоминать еще долгое время, – категорично заявляет Лили. – Завтра о происшествии точно напечатают в газете.
– А все же, есть какие-то предположения? – настаиваю я. – То же самое случилось той ночью с Ро и Аароном. Только на минуту, и когда я очень разозлилась.
Фиона снова просматривает свой телефон.
– Может, твой талант развивается, – рассеянно говорит она. – Может, он становится лучше с каждым разом, как ты ведешь себя как стерва.
– Фиона, я же сказала, что сожалею, и извинилась.
– Но не перед ними.
– О боже, Фи, успокойся уже! Ладно, извинюсь и перед ними. Давай поговорим о слепоте, ладно?
– Раньше я нравилась тем людям, Мэйв, – говорит Фиона. – Они неплохо ко мне относились.
Я напрягаюсь.
– И что это должно значить?
Она смотрит на меня сквозь полуприкрытые веки, словно я сама должна догадаться.
– Ты же читаешь мысли, – огрызается она.
Мне не нужно читать ее мысли. Подружившись со мной, она закрыла для себя некоторые дороги, отказалась от некоторых преимуществ, и теперь, хотя бы на минуту, хочет вызвать во мне чувство вины.
– Что ж, извини, что тебе пришлось променять популярность и обыденность на чудаковатость и необычность, – огрызаюсь я.
Это жестко. Слишком жестко. Но ведь, в конце концов, Фиона выиграла. Она будет сниматься в сериале, как раз потому что десять месяцев назад решила подружиться со мной. Предположение слишком нелепое, чтобы произносить его вслух, но Фиона все равно строго смотрит на меня, словно догадывается, о чем я думаю. Потом встает и говорит:
– Я ухожу.
Они обе уходят, и я остаюсь одна. Сижу и дрожу в мокрой одежде.
Никаких веских причин идти в школу у меня нет. Мы с Ро не договаривались о встрече; кроме того, этим я ничего никому не докажу. Но меня добивает как раз одиночество; меня охватывает паранойя и чувство нереальности происходящего, как будто вокруг одни ловушки. Я хочу найти