Ярослава. Ворожея. Марина Владимировна Дечко
кафтан, и, оставшись в одной сорочке, забралась на сенник, укрыв себя одеялом по самую шею. Расплела косу пшеничную, зарделась, отвернувшись к стене. И расслышала, как у другой стены водою плещется Свят.
– Ты ложись рядом, – проговорила она, стыдясь своих слов, – не надо на полу. Захвораешь, а там, глядишь, и Мор подкинется. Ты ж – другом мне, да и устал, верно…
Она остановилась, не зная, что больше сказать. Стыдилась, что сама, девкой молодой, предлагает мужчине лечь рядом. И пусть не для услады, а все равно – стыдно. И боязно. Потому как никогда еще ни один хлопец не был с нею так близко.
Свят замер, и вода в его руках перестала плескаться. Он был благодарен Заринке за ее доброту, вот только боялся.
Близость девичьего тела манила его. И пусть шептуху молодую он принимал за сестру, а все одно – так близко к девке он прежде не был. В семье его другому учили: сначала в храм, а уж после на сенник. И Литомир, староста деревенский, выпустил бы об его спину целый веник из прочных прутьев лещины, коль узнал бы про другое.
Да только и на бревенчатом полу в студеную пору лежать – верная смерть. А потому и приглашение Зары он принял с благодарностью.
Лег осторожно рядом, стараясь держаться как можно дальше от нее, и прикрыл глаза. И ведь усталость была, и сон в руку шел, пока щи он ел духмяные. А как лег подле Заринки, сон словно бы девался куда.
А на смену ему пришли мысли: непрошенные. запретные. И как бы ни гнал их от себя Свят, да только не удавалось ему ничего. Мысли те заставляли его ловить дыхание девки, что лежала совсем рядом. Дышала ровно, словно бы спала. А вот горела сильно. Или… не горела вовсе, а то жар женского тела опалял охотника?
Свят впервые оказался так близко к Зарине. И на сеннике, дыша одним воздухом, он вдруг понял, как сладко она пахла. Домом, лесами, а еще… чем-то неуловимым. Тонким. Быть может, травами, что девки кладут под сенник, чтоб тот не прел. Или чем другим?
Аромат дразнил охотника, лишая остатков усталости. И Свят теперь уж ничего не понимал. Он ведь к ней по-дружески, по-братски. Вот и не глядел никогда в ее сторону, и иначе как сестрой Заринку не разумел, а тут…
Верно в селе мужики бают, что рядом с бабой сам не свой становишься.
Вот и он, Свят, видно, сам не свой стал.
Кровь Мары была жидкой. Ярко-алой – та, что шла от сердца. И бурой – та, что воротилась к нему.
И тленом от нее не тянуло. Жизнью, сладостью, покоем…
Чародейка собрала ее на дно широкой ступки, а потом накинула на плечи лисью шубку. Кликнула рунников, да села в сани высокие.
Глянула в небо – в нем алтынной монетой золотой висела луна полная. Хорошо, благостно. Погосты по такой луне живы, и души сбегаются к самой земле, чтоб глотнуть воздуха свежего, а нынче…
Нынче Колдунья даст глотнуть им не только воздуха, но другого – сладкого. Наказ свой оставит. И, коль погубило то проклятье Мару, то и дитя ее в живых не покинет. А уж тогда и за Роговладом дело станет…
Вот только поспеть бы. Семь погостов – семь булл. Там, где души