Мой дед Алексей Пискарёв. Алексей Лазаревич Пискарев
батареи
Подставил грудь свою,
Ребята не робейте
Не страшна смерть в бою.
И после каждого куплета песни повторял припев:
Горные вершины,
Я вас ли вижу вновь,
Балканские долины,
Кладбище удальцов.
Когда же становился пьяным совершенно, то, склонив голову низко к коленям, пел:
Кину, брошу мир,
Пойду в монастырь.
Я там буду жить,
Монахам служить.
Я построю там келью новую,
Келью новую трехоконную.
И так далее.
Эта песня предвещала конец его пьяного буйства, и что он скоро угомонится и заснет.
Отец, любя пение и песни, пел и работая в мастерской, и предпочитал петь при этом песни с историческим содержанием. Часто пел песню «Ермак», и особенно любил один куплет, который повторял несколько раз с особенным чувством:
Кто жизни не щадил своей,
В разбоях злато добывая,
Тот должен думать ли о ней,
За Русь святую погибая.
Константин Васильевич и Пелагея Семеновна Пискаревы. Фотография. Конец 1890-х гг.
Патриотом он был страшным, и, видимо, этот куплет особенно воодушевлял его патриотическое чувство.
Необузданной страстью отца были карты. Играл он часто и, видимо, часто проигрывал свой небольшой заработок. Особенно мне памятен случай, когда отец, проиграв все, что мог, пришел домой, достал из-под кровати сапоги и, несмотря на плач и причитания матери, понес их, чтобы отыграться. И, конечно, все проиграл.
Мы каждый раз с тоской ожидали возвращения отца. Бывало, еще с улицы услышим пение пьяного отца и стараемся выпроводить мать прятаться у соседей, зная привычку отца требовать денег на выпивку и, конечно, драться с матерью.
Помню: отца нет, – он или пьянствует, или играет в карты. Мы, дети, сидим печальные, ждем отца, заранее жалея мать. Боимся, что отец, придя, будет ее бить. Мать нас утешает, а сама тоже едва не плачет. Но вот на улице, вдали заслышался отцовский голос, – идет и поет свою неизменную в пьяном виде песню: «Начальник батареи…»
По напеву мы уже решали, что отец идет буйный. Пьяный, он придирался к матери, которая обычно не давала ему денег, что и служило причиной скандала. Как правило, дело доходило до драки. Он бил мать, если она не успевала скрыться. Нас ребятишек было много, и сцены драк с матерью возмущали нас необыкновенно. Мы начинали плакать. Нас детей он не трогал.
Но отцу пришлось отучить себя от привычки драться с матерью. Случилось это, когда я уже подрос, и однажды, когда отец стал скандалить с матерью, я схватил утюг и бросился на отца с утюгом.
Я этого случая не помню, но брат Василий рассказывал мне, что он необыкновенно запечатлелся в его памяти. Я уже работал, мне было лет 12. Однажды отец, придя пьяный, полез к матери драться. А я схватил утюг и бросился на пьяного отца, намереваясь его ударить.